Однажды в Москве. Часть II - Ильгар Ахадов

class="p1">Вскоре у нее появился уже братик по крови…

Через год “новобрачные” попали в автокатастрофу на гололедной дороге – разбились насмерть. Ребенку повезло, он в этот день был оставлен под присмотр их соседки Женечки, проживающей со своей сварливой мамулечкой, как она мило ее называла. Женя в свои 40 с лишним мечтала выйти замуж, завести детей. Они были староверами, потому свободное воспроизводство потомства и Женечке, и ее мамулечке казалось немыслимым. А тут сама судьба “подфартила” ребенком. Женя без раздумья его усыновила, когда возник вопрос о передачи сироты в детдом.

Так провидение порой жестоко мстит тем, кто пытается ставить себя выше его воли. То, что несчастные планировали для Кати, судьба чуть не перевела на их чадо, который вообще был ни при чем в этой людской черствости и эгоизме и весело улыбался в объятиях счастливой Женечки. Может, поэтому высшие силы пожалели ребенка и оставили при нем этих простых, добрых и верующих людей в лице Женечки и ее сварливой мамулечки.

Катя не смотря, что была несовершеннолетняя, переехала в свою отцовскую трешку, естественно, под присмотр Никитиных. Она не оставляла новорожденного братика без участия и охотно помогала соседке в его воспитании. Особенно тогда, когда мамуля Женечки приказала долго жить, а Жене одной трудно стало, так как она работала.

Скоро Катя стала еще взрослее. Поступила в вуз – на юридический факультет МГУ Ломоносова, так как очень хотела добиться в жизни успеха, устроиться на престижную работу и не быть обузой для Никитиных. Когда окончила учебу, Сергей просто устроил ее в своем ведомстве.

В настоящем Катя, сыновья Никитиных Вадим и Виталик, и ее взрослеющий брат Владимир души не чаяли друг в друге, хотя и продолжали проживать в разных квартирах, а Вадим вообще перебрался в Питер в связи с учебой. Женечку Владимир также называл мамулечкой, очень любил и обращался к ней исключительно на “вы”. Такой вот правильный рос пацан, появившийся на свет в результате совокупности интриг и капризов циничной фортуны. Впрочем, сверху виднее.

Но предательство мамы все еще продолжало отражаться на психике Кати и мешало ей при выборе спутника жизни. Хотя претендентов на руку и сердце красивой и спортивной блондинки было немало, девушка поочередно их отшивала при обнаружении хоть капельки фальши в их поступках или словах. Разочаровавшаяся в самом сокровенном, она подсознательно избегала близких отношений.

Слушая и наблюдая за ее прослезившимися глазами, я невольно вспомнил старую, бородатую притчу. У одного юнца умер горячо любимый родитель. Юноша сильно горевал. Тогда некий мудрец предложил ему обратиться к присутствующим на поминках с обращением – пусть тот, у кого нет горя, бросит в него камушек. Все молчат и опускают головы. Юнец успокаивается, убеждается, что нет на свете человека, к которому не прикоснулось горе.

У каждого свое…

Образ Джулии ни на секунду не покидал. Я постоянно путешествовал с нею по страницам прошлого: ходил за руку в садик, сидел за одной партой, украдкой перешептываясь на уроках строгих учителей, копил деньги на подарки ко дню ее рождения, беззаботно смеялся над кричащим Тимуром. Все проживал заново, стараясь не перешагнуть тот ненавистный день в календаре, когда получил известие о ее болезни.

Боль утраты притуплялась. Она ассоциировалась в сознании ноющей, но постепенно зарубцевающейся раной. Вихрь событий, несший меня по лезвии жизни, помогал забыться. И я безучастно ждал, когда порежусь об это острие.

Я без Джулии жил по инерции: без какой-нибудь цели, кроме профессиональной деятельности, без радости и эмоций. Жил, не особо цепляясь за жизнь, но и без особого желания ее потерять…

Никитин возвратился радостный, с положительным ответом на счет встречи. Я устало улыбнулся, получив известие также о том, что цыган скоро освободят.

– Сергей, я в долгу.

– Еще неизвестно, кто перед кем… – он интригующе посмотрел, весело подмигнув Катерине. – Я начинаю думать, что ты приносишь удачу…

Наверняка его ожидали должностные и иные дивиденды. Но при этих словах я побледнел. Предо мной возник образ старой цыганки.

– Поверь, это дикое заблуждение!

– Что с тобой? – видимо, я мгновенно так преобразился, что Никитин это заметил.

– …

– Да, конечно, ты устал. Я удивляюсь, как ты вообще выжил…

Никитин особо и не задумался о моем состоянии. Мысли у него были заняты предстоящим “cаммитом в верхах”. Катя же внимательно наблюдала. Женское чутье не проведешь. Особенно, если оно восприимчивое вследствие прожитых тяжелых жизненных ситуаций.

– …Ты, вот что, не расслабляйся. Это и к твоим относится. Сам понимаешь, все еще зыбко, – продолжил Никитин. – Вопрос Куцебы на обсуждении. Это непростая фигура, и в ведомстве его опасаются. Возможно все решится при встрече. Наши ждут детальных предложений – место встречи, время… Да, и больше сюда не приходи. При необходимости позвони Кате, назначь встречу. Ну, типа, вы нравитесь друг другу. Придумайте легенду вашего знакомства. С этого дня она связная…

Он первый вышел из квартиры. Мы с Катей минут 10 молча сидели в кухне. Каждый думал о своем. На пороге она вдруг, как мне показалось, покраснев, спросила:

– А ты… жених, вообще свободен? А то как-то неправильно, встречаться с женатым…

Я тупо уставился на нее, почувствовав движение кадыка в горле.

– …Что, обомлел? Женатый, что ли?

Я кивнул и вышел за порог.

В следующий миг чуть не оглох от звука захлопнувшейся за спиной двери…

Глава XXIV

О результатах встречи я доложил Тощему утром следующего дня уже по дороге. Приехав в сопровождении еще одной машины, он сходу сообщил, что меня ждут в штабе, надо торопиться. И вышел.

Я не стал терять время на расспросы, зная характер Трофима, начал собираться. Встревоженные Романовы хотели меня сопроводить, я не согласился. В случае чего они вряд ли смогли меня защитить, а себя подставили бы. Я лишь передал Старшему свой ствол с золотой рукояткой, кивнул нерешительно застывшей на пороге кухни Сусанне, вышел и сел в машину Тощего.

Рулил он сам. Машина сопровождения тронулась за нами.

Слушая результаты проведенной мною встречи с Никитиным, он долго молчал, уткнувшись взглядом на дорогу, которую преодолевал на скорости. Лишь приближаясь к Городку, он скупо сообщил, что меня примет сам Казанцев. Я немного расслабился. Вряд ли меня везли на убой, если предстояла встреча с руководством.

Не буду повторяться, я ранее уже озвучивал, как оказываются в его кабинете. Ничего не изменилось, разве что вместо Корейца меня провел к Старику Трофим, который сперва сам зашел к нему, после впустил меня, вышел и прикрыл за собой