Хроники вечной жизни. Проклятый дар - Алекс Кейн

К полудню одна из пиратских бригантин сумела вплотную подойти к «Звезде морей» и взять ее на абордаж. Завязался бой. Мавры-пираты, использовавшие аркебузы, имели явное преимущество против вооруженной в основном шпагами команды торгового судна.

Капитан Комьянис пал одним из первых. Но матросы «Звезды» не сдавались, хотя их становилось все меньше. На палубе стоял оглушительный шум, в одну боевую песню слились вопли раненых, звон шпаг, грохот стрельбы, скрип мачт. Среди всего этого разноголосья Франсуа, атаковавший коротконогого мавра с кривым мечом, вдруг услышал отчаянный женский крик. Все остальное произошло в одно мгновение: Франсуа обернулся и увидел направленное прямо на него дуло аркебузы. В тот же миг непонятно откуда взявшаяся Бланка метнулась вперед, закрывая брата собой. Словно во сне он увидел, как девушка взмахнула руками и упала на палубу, на ее груди медленно растекалось багровое пятно. Не помня себя, Франсуа вскрикнул и кинулся к ней – только бы успеть коснуться ее и произнести заветные слова! Но в этот момент кривой меч коротконогого достал его, и юноша как подкошенный рухнул рядом с Бланкой.

Англия, Сомерсет, 6 июня 1932 года

Лицо доктора Голда покрылось испариной, он тяжело дышал, а в глазах застыла такая боль, что викарию стало жутко. Минуту-другую оба молчали. Священник заговорил первым:

– Дорогой Майкл! Трудно представить, как вам было тяжело, – сочувственно промолвил он.

Голд тяжело вздохнул:

– Я не успел ей помочь, как когда-то не успел спасти своего сына. Впрочем, это было бесполезно, Бланка умерла мгновенно.

– Что же было дальше? – осторожно спросил викарий.

– Дальше… Я смутно чувствовал, что меня куда-то тащат, а потом и вовсе потерял сознание. Когда я очнулся, то был уже на вражеском судне. Рана была не очень серьезной, но крови я потерял много. Пираты подлечили меня как могли, а потом передали на сушу в качестве пленника. Так я оказался в Магрибе. Пиратская бригантина принадлежала флотилии бейлербея Хайреддина, правителя Алжира и грозы Средиземного моря, наводившего ужас на европейцев. Не раз испанский король в союзе с другими правителями пытался избавить юг Европы от этой напасти, но все было тщетно.

– Да, – кивнул викарий, – я слышал об этом человеке. Вы были его пленником?

– Нет, моим хозяином стал Суфи-паша, управляющий провинцией Константина в Алжире. В плену мне пришлось провести долгих семь лет. Поначалу я был совершенно раздавлен смертью Бланки. Я понимал, что стал пленником, но меня это не волновало, мне попросту было все равно. Мучимый болью потери, снова и снова переживал я те чудовищные мгновения, снова и снова задавал себе те же вопросы. Как она умудрилась выбраться из запертой каюты? Почему оказалась на корме, именно в той части палубы, где находился я? Зачем встала на пути этой роковой пули? Впрочем, ответ на этот вопрос очевиден: она любила меня, верила мне и, не задумываясь, пожертвовала собой.

Мне чудом удалось сохранить серебряную монетку, крестик тамплиеров и кольцо, которое Бланка отдала мне при первой встрече. Я часто смотрел на него и думал, что она была бы жива, не уговори я ее бежать от мамаши Дюваль. Тринадцатью годами ранее я убил своего сына, а вот теперь погубил и дочь. Некоторым утешением для меня служило то, что на «Звезде морей» Бланке жилось намного счастливее, чем с приемными родителями. Но она была так юна, и вся жизнь могла быть у нее впереди, если бы я не вмешался.

– Не корите себя, друг мой, – мягко сказал викарий. – На все воля Божья, и не нам решать, кому когда умирать.

– Вы правы, Джон, конечно правы. Что толку мучить себя? Тем не менее чувство вины жило во мне. Прошло несколько месяцев, прежде чем я начал приходить в себя. И лишь тогда осознал весь ужас своего положения. Я был пленником, бесправным и бессловесным, в Богом забытой глуши, вдали от христианской Европы.

Алжир, XVI век

Франсуа, купленного наместником Суфи-пашой, привезли в небольшое поселение близ древнего города Тиддис и поместили в острог, называемый на местном наречии банья. В темнице этой было немало пленников со всей Южной Европы: итальянцы, португальцы, французы, испанцы. Знатные невольники, за которых мавры рассчитывали получить богатый выкуп, содержались в кандалах – эта весьма сомнительная привилегия была знаком того, что их нельзя использовать в работах. Весь день они проводили в банье, маясь от безделья и считая дни до желанной свободы. Тех же, кого выкупить не могли, мавры определяли на самые тяжелые виды работ. Все незнатные рабы были одеты в сорочку, штаны и специальную куртку, называемую йелек, которую строго-настрого запрещалось снимать вне острога. Дворянам же было позволено носить собственное платье. Как ни странно, мавры не старались обратить пленников в свою веру и даже разрешали им отправлять в банье религиозные нужды.

Товарищи по несчастью сразу предупредили Франсуа, чтобы он ни в коем случае не рассказывал о том, что был перчаточником: мавры ценили опытных ремесленников, и те не подлежали выкупу.

– Какая разница, – грустно усмехнулся Франсуа. – За меня в любом случае некому заплатить.

– Выкуп не всегда платят родственники. Иногда это делают монашеские ордена. Их создают специально, чтобы собирать пожертвования на освобождение пленных христиан, – услышал он ответ.

Послушавшись доброго совета, Франсуа скрыл свои навыки, и его вместе со многими другими пленниками отправили на вырубку леса. Это была тяжелая, изнурительная работа. Надсмотрщики, называемые здесь арраисами, требовали, чтобы рабы трудились, не жалея себя. Почти ни дня не обходилось без несчастных случаев. Бывало, что пленник, измученный непосильной работой, пытался остаться в банье, прячась под нарами, и тогда какой-нибудь ренегат из невольников с фитилем в руке отыскивал несчастного. С пленниками-простолюдинами не церемонились – они погибали от ран, полученных на работе, умирали от истощения, от голода, от болезней. За малейшую провинность их избивали, вешали, сажали на кол. Отсечение ушей было обычным наказанием за попытку побега, а закидывание камнями – за связь с женщиной-мавританкой.

Все эти горести привели к тому, что заключенные – и дворяне, и простолюдины – крепко сдружились и старались во всем друг другу помогать. Они делились едой, лечили больных и дружно презирали вероотступников, отрекшихся от христианства и перешедших на службу к маврам. Когда кто-то из пленников оказывался на свободе, он тут же рассылал письма родственникам своих товарищей по несчастью с известием об их бедственном положении.

Поначалу все это мало волновало Франсуа. Раздавленный горем, он жил в каком-то оцепенении. Но со временем боль потери понемногу отступала, и вскоре он осознал, в каком бедственном положении находится. Тяжелый труд, ужасные бытовые условия, постоянный риск быть покалеченным или даже убитым… И впервые Франсуа задумался – способен он сознательно забрать чье-то тело? В тот проклятый раз, когда погиб его сын, заклинание было употреблено ненамеренно. А вот сможет ли он использовать его специально, к примеру, чтобы спастись из плена? «Нет, Господь милосердный, нет, даже думать об этом грешно. Ведь потом мне придется убить бедолагу, который окажется в моем теле». Франсуа пришел в ужас от одной мысли о том, что кто-то должен будет погибнуть. И он положился на Бога, искренне веря, что рано или поздно сможет отсюда выбраться.