Персональный апокалипсис - Татьяна Коган

То, как Тьяго ошибался, выяснилось несколько часов спустя. Посреди ночи в камеру ворвались с обыском. Пока трое заключенных стояли у стенки, бригада из пяти надзирателей перетряхивала все нехитрое содержимое камеры.

– Чей матрас? Твой?

Томасу показалось, что этот визгливый дребезжащий голос звенит внутри его черепной коробки.

– Что это? – кто-то ткнул его дубинкой под ребра, и он скосил глаза на свой раскуроченный матрас и валявшиеся на полу шприц и свернутый шарик из фольги.

Даже находясь в близком к коме состоянии, Крайтон отлично понял, что произошло. Но был слишком измучен, чтобы хоть как-то отреагировать.

Николай Владимирович протянул конверт:

– Я понимаю, проект еще не завершен. Но те перемены, которые я вижу на объекте, меня вдохновляют. Чтобы и вы не теряли далее вдохновения, примите аванс.

Софочка зарумянилась от смущения. Она и сама была довольна результатами своего труда и понимала, что заслуживает вознаграждения, но слишком уж это было непривычно – получать зарплату. Ей дарили подарки, вручали крупные суммы на девчачьи капризы, но вот чтобы за дело – такого прежде не случалось. И от этого нового чувства в желудке будто кузнечики прыгали. Хотелось вскочить и запрыгать вместе с ними, вереща от восторга. Однако Софья вежливо закончила разговор, попрощалась с заказчиком и, лишь приехав домой, позволила себе пуститься в победоносный пляс.

Что-то немыслимое творилось с ее жизнью. Все переворачивалось с ног на голову – или, может, наоборот, с головы на ноги, – и Софочку это не только не пугало, а заряжало энергией. Ее уютный гламурный мирок трещал по швам, как детское платьишко, а полоса горизонта отодвигалась все дальше, открывая взгляду невидимые прежде просторы. И то, что еще недавно показалось бы ей концом света и величайшей трагедией, сейчас воспринималось как неизбежные боли роста, на которые не стоит заострять внимание. Боли роста проходят сами собой.

Ей хотелось высунуться в окно и закричать на весь город: «Я могу сама себя обеспечивать!» Пару месяцев назад, предскажи ей кто-то нечто подобное, Софья бы только у виска покрутила. А сейчас… Как там Николай Владимирович сказал: «Я порекомендовал вас своему знакомому, который хочет оформить пентхаус, надеюсь, вы не будете возражать, если я дам ему ваш телефон». Возражать против работы? Против собственной независимости? Здесь бы отлично подошел ликующий злодейский смех.

Софа скользнула взглядом по фотографии в рамочке на ночном столике. Она, утомленная от жары, в прозрачном желтом парео, прижимается к Гиве, который держит в одной руке кокосовый орех с трубочкой. У него обгоревший нос и нелепая пестрая рубаха нараспашку. На заднем плане плещется бирюзовый океан; в безоблачном небе летают кайты; гладкие изогнутые стволы пальм тянутся над песком. Она вспомнила их недавнюю встречу и устыдилась собственного счастья.

Гива, наверное, переживает, места себе не находит, обдумывает планы по ее возвращению, а Софочка за сегодня даже ни разу не вспомнила о его существовании. А ведь он повел себя благородно, разрешил жить в квартире, хотя мог бы запросто вышвырнуть ее со всем барахлом на улицу и был бы не так уж не прав. Сперва Софья обрадовалась тому, что не придется заниматься поисками нового жилья, но потом сообразила: это в ней содержанка говорит, хватается за любую возможность упростить ситуацию, избавить себя от дополнительных хлопот. Нет, нельзя ей оставаться в Гивиной квартире, как бы ни хотелось. Нельзя дарить Гиве иллюзии. Нечестно это. Подло.

Сегодня утром она уже присмотрела в Интернете несколько скромных вариантов. Кое-какие сбережения у Софьи имелись, и ей хватило бы на аренду шикарных апартаментов, но тратить деньги на роскошь, не имея уверенности в завтрашнем дне, затея не самая умная. Жаль расставаться с уютным гнездышком, обустроенным по собственному вкусу, но свобода требует жертв не меньше, а то и больше, чем красота. Зато она сможет забрать из ветклиники Маркиза, когда тот окрепнет. И ему больше не придется выживать на улице.

Софочка выдвинула ящик стола и спрятала туда фотографию. Незачем ворошить прошлое. И вообще, она подумает об этом завтра. Между прочим, эту фразу сказала Скарлетт О’Хара, героиня романа «Унесенные ветром».

Полночи Софья дорисовывала картину для Андрея, а утром написала ему на вайбер, что его заказ готов. Немов не стал затягивать и вечером нагрянул в гости. Уселся на диван, закинув ногу на ногу, и вопросительно поглядел на хозяйку. Та подошла к мольберту в центре комнаты и сдернула с него белую простыню, одновременно включая на телефоне мелодию, призванную подчеркнуть настроение картины. Тишину взорвала надрывная песня группы «Nickelback».

Неизвестно, какого размера было помещение: стены терялись во мраке. Мерцание тусклой лампы высветляло один угол. На границе света и тени стоял человек. Правая половина его тела сливалась с темнотой, а левая выделялась четко, как на качественном фотоснимке, – можно было разглядеть капельки пота на голом торсе и причудливую татуировку на груди. Лица не видно – мужчина отвернулся, оставив для обзора крепкую шею и коротко стриженный затылок. Казалось, еще секунда, и герой или появится полностью, или окончательно исчезнет. Сжатый кулак выдавал решимость и напряжение, но человека словно что-то удерживало на прежнем месте, заставляя исполнять чей-то негласный приказ.

Черный цвет сгущался к низу холста, при этом теряя однородность, будто покрывался пятнами. Андрей вперил в них пристальный взгляд и похолодел от ужаса: пятна красноватого оттенка сложились в слово «желание».

прозвучал последний аккорд песни.

Немов кашлянул:

– Неожиданная картина, Соня. – Он помолчал и спросил: – Объяснишь подтекст?

– Это ты должен увидеть подтекст, твоя же картина. Ума не приложу, о чем она – я всего лишь следовала за вдохновением, не совсем понимая, к чему оно приведет. – Софа покрутила колечко с малахитом, надеясь, что ее волнение не сильно заметно. Ей очень хотелось, чтобы картина пришлась Андрею по душе, но по его лицу, как обычно, было сложно распознать истинные эмоции.

– Название у произведения есть?

– Разве ты не прочитал внизу? Я алым по черному написала. «Желание».

– Чье?

Девушка пожала плечами:

– Наверное, твое.

– Я хочу мужчину? – Андрей скептически повел бровью.

Софочка рассмеялась:

– Это же образ! Не нужно воспринимать его буквально.

– Действительно, – согласился Андрей, мысленно укоряя себя за впечатлительность. Нельзя так много думать о предстоящем событии – даже в случайных малозначительных вещах начинают чудиться великие совпадения и тайные смыслы. Ну, картина. Да, талантливая. Удачная песня усилила эффект. Пять баллов художнику.