Пленники вечности - Дмитрий Морозов

Похоже, князя задело за живое.

— Он что же, напрашивается, чтобы я кукол у него отобрал?

Комедиант выслушал угрозу с понравившимся ангмарцу стоическим спокойствием. Видно, привык он к выкрутасам власть предержащих особ.

— Без умелых рук, — бормотал толмач, косясь на разгневанного вельможу, — куклы сии — куча хлама.

— Так я вместе с артистами кукол забрать могу, со всей их колесной чепухой расписной.

«А зачем забирать? Можно ведь оплатить гастроли…» — хотел сказать назгул, но сдержался, чуя, что Басманов может на нем сорваться.

Та же мысль, видимо, пришла на ум и опричнику.

— Хорошо, — сказал он. — Нужно знание какого-то Ариосто и его латинских виршей, куклы и умелые руки. Еще что?

Артист, по тону уловив, о чем речь, принялся жестикулировать и говорить, приплясывая от возбуждения.

— Балаганщик глаголет — ни за что не согласится гильдия на иностранный, не сицилийский театр. Будут чинить великие препятствия, ославят на весь белый свет.

— А отпускную возьмут? — поинтересовался назгул.

Толмач, уловив одобрение во взгляде князя, перевел вопрос. Артист на миг замолчал и перестал дергаться. Потом вновь затараторил.

— Говорит, что весьма много злата надо доставить в Геную, где сейчас верхушка гильдии проживает.

— Значит, за взятку примут в артистическое сообщество, — удовлетворенно кивнул назгул. — Артисты во все времена продажные, как отважные. Ничего не меняется.

— О чем это ты? — подозрительно покосился на него Басманов.

Спохватившись, ангмарец прикусил язык и отошел к Дрели. Там они принялись жарко шептаться.

Князь взял комедианта за бутафорскую пуговицу на дублете, притянул к себе и сказал, глядя сквозь него:

— Сейчас же иди в лагерь русских, в шатер князя Басманова, и жди. Надобно мне подробнее тебя расспросить. Не бывает такого, чтобы Руси что-то надобно было, и руки коротки оказались.

В это время появился Ярослав, и ангмарец решил, что вахта по охране князя подошла к концу.

— Отпустишь ли меня к отряду, княже, или прикажешь при себе состоять? — спросил он.

— Ступай к своим воинам, но будь в моем шатре к вечерней трапезе. С этим балаганом нужно что-то решать.

И Басманов удалился вместе с засечником, недовольно поглядывая на растущий на глазах шатер комедиантов.

Толмач принялся что-то втолковывать кукольнику, указывая на широкую спину опричного воеводы. Тот разразился в ответ бурным потоком непереводимых итальянских идиом, закончив их во все времена известным жестом — рубанув себя по бицепсу сложенной руки ребром ладони.

Дрель, давясь от смеха, поспешила врезаться в толпу. За ней поспешил и назгул, размышляя, не на беду ли он завел разговор с грозным князем.

Шатер князя, разбитый по приказу Никиты Романовича, ярко выделялся на фоне простых стрелецких палаток и крытых возов. У входа валялись гербовые рыцарские значки, собранные по всему тирзенскому ратному полю, так же, как и перед шатром Серебряного. Только стан Басманова не украшала геральдика: опричный воевода не любил сообщать целому свету о своем местопребывании.

Ангмарец не без удовольствия потоптался по вышитым серебряными и золотыми нитями грифонам и драконам, кивнул знакомым ратникам на входе и вошел. Толмач был тут как тут, равно как и экспансивный комедиант. Сам воевода восседал на лебяжьих подушках, в просторном татарском халате, прихваченном золоченым кушаком. Таким его назгул никогда не видел, отметив про себя, что богатырскую стать опричнику придавал отнюдь не контур доспехов. «Видно, — подумал ангмарец, — физкультурой баловался с детства, или от природы такой ладный…»

Прямо перед князем лежали несколько кукол, принесенные из театрального шатра. Басманов с нескрываемым интересом шевелил рычажками и приводными веревочками, хмурясь и что-то бормоча себе под нос.

— Хитро, — сказал он, поднимая глаза на вошедшего. — А я думал, что сложнее органной пищали или механического соловья крымского хана ничего и не бывает в целом белом свете.

Ангмарец присмотрелся. Ничего особенного, решил он, простые рычажки, правда, весьма изящно и тонко сделанные.

Это — в смысле управления фигуркой. А вот что касается доспехов и костюма… Да, образцовским куклам до этих далеко, заключил назгул.

В шатер вошел косящий на один глаз мужчина в солидном возрасте, в синем стрелецком кафтане. Тут же сорвал с головы лисью шапку и приноровился мести пол седыми кудрями.

— Оставь это, мил человек, — безразлично повел рукой Басманов, не отводя взора от распростертого «орландо». — Никита Романович говорил, ты всякую германскую машину разобрать можешь, и две новые собрать.

— Так мы, того-этого, княже, в пищальных замках разбираемся, воротах да всяком таком…

Мастер пушечного наряда бормотал, а сам буквально пожирал куклы горящими глазами. Видно было невооруженным взглядом, что страстно жаждет он их тут же разодрать, как тот Чикатило, посмотреть, что внутри, а может — даже подковать напоследок.

— Глянь пока, служивый, потом слово молвишь — осилит ли кто такое у нас, али закордонники нас обошли в умении?

Мастер под протестующие крики комедианта схватил «орландо», словно паук муху, и выволок из палатки. Толмач урезонивал причитающего сицилийца.

— Не знаю, — протянул Басманов, весело поглядывая на комедианта, — как эти бесовские фигуры шевелятся, и может ли кто уразуметь сие. Но что касаемо доспеха на истукане и платьицев — в моем поместье пара кузнецов да три девки за ночь подобное осилят.

— Дозволь слово молвить, — подал голос назгул и по кивку начал: — Про Ариосто и его вирши закордонник правду говорит. Вряд ли кто из простых людишек сможет все прочесть и запомнить.

Он особо выделил слово «простых».

— А кто сможет? — прищурился опричник.

— Есть у меня такие в отряде, кто совладал бы. Да мало того, перевел бы кое-что и на нормальный язык с басурманского.

— Так это целому монастырскому подворью не по силам, — покачал головой Басманов.

Ангмарец упрямо продолжал:

— Монахи долго переводить будут, мои скорее управятся.

— Это уже дело, — заметил Басманов. — Государь по-германски разумеет, балаганщики тоже. На первый раз сгодится. Но если по сердцу придется ему представление, то надо по-нашенски. Отрядишь нужных людей… Что нос воротишь? Не обидят их, князь ручается, мало тебе? Не к зверю в логово отпускаешь, чай!

— Лучше бы, княже, мы бы перевели, на папире записали, и заслали бы в Москву. А там комедиантов живо научат по-русски представление давать.

Басманов хотел было осерчать, но только вздохнул.