Шиза - Егор Алексич

не важно, что случилось вчера, но сегодня и каждый день твоя собака рада тебе, старательно выражая это чувство своим хвостом. Верность — это носить каждую субботу цветы на место разрушенного дома, под завалами которого погибли люди, и продолжать носить их даже после того, как ракета второй раз попала в ту же воронку, разметав цветы, свечки и игрушки. И пускай ты не всех их знала, но цветы носишь в знак верности памяти о них. Верность — это когда мальчик, с которым ты дружила по просьбе родителей вдруг стал каждый раз за тебя заступаться во дворе и ни разу не предал это заступничество. Верность — это когда тот же мальчик нес только твой тяжеленный портфель из школы, и ничей больше. В конце концов, верность, это если бы мама и папа смотрели телевизор вместе, или папа держал бы мамину пряжу. А в том состоянии, в котором мы жили, это была скорее неверность всех всем. Да, дети тоже умеют сравнивать и противопоставлять, а потом делать свои детские, наивные, но несмотря на это, всё же верные выводы.

В общем, верность стала моим синонимом целеустремленности. Правда цели иногда менялись, но это было не столь важно. И в какой-то момент я поняла, что должна быть верной тому самому мальчику, к которому привязалась. Ну вот так я решила. А почему? А потому, что нас судьба решила нас разлучить: папу перевели в другой город на важную должность, которая не оставляла шансов сохранить прежнюю жизнь, место обитания и круг общения. И мне казалось тогда очень важным, что бы именно этот мальчик не отпустил меня, остался верен нашей невидимой и невысказанной связи, ну или хотя бы как герой моих книг потом спас меня из заточения в темной башне. Я хотела верности. И я хотела быть верной чему-то нашему незримому, что, наверное, сама и придумала. Не было бы разлуки, то, пожалуй, не было бы и такой целеустремленности.

Но чуда не случилось. И жила я с имитацией разбитого сердца, пока время не смазало лицо того мальчика в памяти. Юношеские порывы ведь так несерьезны и мимолетны, что я сама себе порой удивлялась, почему это вдруг ждала того мальчика в роли принца у подножия темной башни. Подождала немного, пока он меня поищет и заберет, а потом успокоилась. Пары лет хватило. Потом, правда, папа незадолго до смерти признался, что против моей глупой нецелованной влюбленности работала целая служба безопасности, тщательно отсекая моё детское прошлое от его серьезной должности. Ну нельзя было, правила такие.

И юношеские воспоминания о не случившейся любви перешли в зрелую убежденность: я знаю где взять принца. Когда папы не стало, не стало и ограничений на передвижение и общение. Вот странные эти люди из всяких отделов безопасности: то, что я работала в лабораториях отца не запрещало мне общаться с внешним миром, а то, что я была дочерью Хранителя, накладывало массу запретов. Так что я сначала была дочерью, а потом уже сотрудником Картотеки. А со снятием ограничений я словно проснулась, как героиня старой сказки. И не долго думая отправилась в свой родной город.

Прежде всего я поехала туда найти нашу старую капсулу, свою семейную планету, снова поселить там маму, которая не сильно-то и заметила уход мужа. А мне это место нужно было как исходная точка для новой жизни. Я хотела вернуться на ту развилку, с которой, как мне казалось, моя жизнь пошла не в том направлении, не так как бы мне хотелось. Ну и что, что я хороший сотрудник, опытный лаборант, не об этом я мечтала. Я мечтала о своей капсуле и своей планете. И не стать похожей на своих родителей, которые прожили полжизни как соседи. Самой себе и всему миру доказать, что мои детские мечты о верности семейным идеалам можно притворить в жизнь. Прожить душа душу, держать пряжу и наматывать ее на телевизор. Это была моя верность своей идее.

Правильность моего выбора старого жизненного перекрестка в качестве новой точки отсчета была подтверждена судьбой практически сразу: того самого мальчика я увидела сидящим с закрытыми глазами на лавочке в парке с идиотским выражением лица, подставленным под лучи заходящего солнца. Словно он меня ждал там в состоянии анабиоза, а как очнулся, то только и смог от счастья вымолвить мое имя. Но это, конечно, всё лирика. Мальчик был уже молодым мужчиной, да еще и со щетиной, да еще и в весьма стабильном состоянии опьянения. Стабильном в том смысле, что судя по состоянию, попивал он стабильно.

Это был шанс доказать свою верность своим давним желаниям и мечтам. Словно судьба спрашивала: сильна ли ты в своей вере, или испугаешься несвежести принца? Но я не испугалась. Прямо с этой лавки мой бомжеватый «принц» был засунут мной в реабилитационный стационар, прокапан, выхожен, побрит, переодет.

Ему я сказала, что вернулась именно за ним. Видел ли кто-нибудь, как у человека вырастают крылья? Чаще встречаются растущие рога и короны. А крылья — это редкость. Он готов был воспарить к небу, держа меня за руку, мощи его крыльев хватило бы на двоих. И я с того момента знала, что крылья его не ослабнут. Мы уехали. Стали одним. Единым. Его крылья тянули его вверх, я летела за ним. А он всегда помнил, кто подарил ему эту способность верить в себя и идти, лететь вверх.

Так получилось, что мы стали работать вместе, и постепенно он силой своего ума и целеустремленности стал не кем-то, а настоящим Хранителем картотеки. Он занял то место, которое когда-то принадлежало моему отцу, разлучившему нас. Или это должность разлучила, а отец был жертвой обстоятельств. Не так важно. Главное, что мой мужчина достигший высот, которые принадлежали когда-то моему идеалу в профессиональной среде, остался полной противоположностью отцу и моим идеалом в нашем с ним мире любви и отношений. Он не утыкался в телевизор, как отец. Хотя, по правде сказать, я тоже не занималась вязанием, прядением и всеми этими фокусами с нитками и крючками. Мы посвящали свободное время друг другу и нашим общим увлечениям, а рабочее — нашей общей работе. И мои книжные мечты сбывались, моя выдуманная планета совместного счастья стала приобретать реальные очертания.

Но как всегда бывает, у него были свои идеи и верность им. Странная мужская логика подсказывала ему, что мое счастье должно быть обеспечено миром. То есть, война должна закончится, и тогда я буду именно счастлива,