Танки решают все! Битва за будущее - Константин Мзареулов

— Подготовьте директиву о недопустимости распыления сил и средств, — Сталин медленно выговаривал слова, стремясь к созданию идеально точных фраз. Рассчитайте необходимые цифры оперативной плотности.

Затем он объявил решения, выработанные перед началом совещания: о создании Ставки Верховного Главнокомандования, о перестановках командующих фронтами и, наконец, о создании ударных армий, костяком которых станут красноармейцы, успевшие понюхать пороху. Генштабу поручили наметить районы, где будут формироваться новые объединения, продумать штатное расписание.

Явно имея в виду Берию, Маленкова и Кагановича, отвечавших за производство разных видов вооружения, маршал Егоров поспешил высказать пожелания:

— Для массово формируемых дивизий нам понадобятся в больших количествах легкие пушки, гаубицы и минометы. Нужно побольше танков, хотя бы легких, на базе автомобильных заводов. Производство винтовок и пулеметов растет медленно, не успеваем вооружать новые дивизии.

Маршал Шапошников решительно добавил:

— Надо наконец вывести авиацию из армейского подчинения. Создавать авиакорпуса в подчинении начальника ВВС и Ставки. Только так мы сможем массировать авиацию на важнейших направлениях.

Покивав, Сталин махнул трубкой в сторону Поскребышева, чтобы тот зафиксировал полезные и важные предложения. Затем проговорил задумчиво:

— Подготовьте приказ — собирать трофейное оружие и боеприпасы. В Первую мировую целые корпуса царской армии были вооружены австрийскими винтовками.

— Австрийскими, японскими, английскими, французскими, — негромко уточнил Егоров.

— Где Кулик? — осведомился Сталин.

— В приемной дожидается, — сообщил Поскребышев!

Появившийся через мгновение начальник ГАУ маршал Кулик, услыхав о трофейном оружии, доложил:

— Собираем трофеи, товарищ Сталин. С первого дня войны собираем, — он перелистывал извлеченную из портфеля пачку бумаг и наконец нашел нужную. — Вот, пожалуйста… У меня на складах почти семьдесят тысяч немецких винтовок, чуть больше тысячи пулеметов, три сотни орудий разных калибров, почти двести танков. Но многие требуют ремонта.

— Ремонтируйте, — распорядился Верховный. — Этих трофеев хватит, чтобы целую армию вооружит.

— А куда делись польские трофеи? — неожиданно поинтересовался Егоров. — Мы ж почти полмиллиона панов пленили.

— На складах, — повторил Кулик — На память не скажу, но сотни тысяч стволов легкого стрелкового оружия собрали в тридцать девятом. Правда, пушек немного, да и танки у них были дерьмовые.

— Что получше — посылай на фронт, а дерьмом тех же поляков вооружим, — предложил хозяйственный Берия. — Пусть повоюют, нечего лагерную баланду переводить, дармоеды хреновы!

Инициативу наркома внутренних дел Сталин одобрил. Три года назад поляки показали себя не лучшими вояками, но из пленных можно сколотить хотя бы несколько боеспособных дивизий — будет от братьев-славян хоть какая-то польза.

Прекрасно помнивший печальную осень двадцатого Егоров процедил, мстительно ухмыляясь:

— Много нам кровушки паны попортили. Пусть прольют свою кровь за Советскую власть.

— Надо найти у Пилсудского подходящую цитату на сей случай, — сделав каменное лицо, произнес Молотов.

Ответом стал взрыв хохота. Все помнили, как тонко сострил Молотов после исчезновения Польши с карты мира. Много лет назад Пилсудский презрительно назвал Чехословакию «уродливым детищем Версаля». Когда в Мюнхене уговаривали Прагу отдать Судетскую область Гитлеру, польский фюрер Бек повторил эту фразу, после чего польские войска вторглись в соседнюю славянскую страну и, помогая дружкам-нацистам, аннексировали свою долю добычи. Спустя год фортуна показала панам задницу, и Молотов на весь мир объявил уродливым детищем Версаля несуществующее государство — Польшу.

Веселье продолжалось недолго — все понимали, что положение непростое, поэтому потехе — минута, и нужно найти способ переломить в свою пользу ход соитий. Ждали, что скажет Верховный.

— Сами знаете, кто хорошо шутит, — прокомментировал Сталин. — Товарищ Егоров, доложите соображения.

Соображения начальника Генштаба трудно было назвать неожиданными. Егоров предлагал продолжать жесткую оборону по всему пространству военных действий, изредка наносить мощные удары большими силами, изматывать противника, а тем временем готовить резервы.

— Недели через три-четыре, как только закончим формирование ударных армий, сосредоточим их на Западном направлении, — продолжал маршал. — Группировку, наступающую на Смоленск, надо разгромить в первую очередь и любой ценой.

— Через месяц, — задумчиво повторил Сталин. — В начале сентября… Немец не любит снега и распутицы. Когда в Англии началась зима, немцы на два месяца вкопались в землю. А ведь там только слякоть была, почти без снега. Русскую зиму — с морозами и метелью — они еще не пробовали.

Поймав на лету мысль Верховного, Егоров сообщил: по прогнозам Гидрометеоцентра зима предстоит такая же свирепая, как в прошлом году, то есть первого снега в средней полосе можно ждать не позже конца сентября.

— Значит, решено, — сказал Сталин. — Ударные армии Павлова, Рокоссовского и Москаленко переходят в наступление, как только испортится погода.

Когда все разошлись, в кабинете остались только Сталин и Молотов. Многое менялось в стране, но оба ветерана партии оставались членами «узкого руководства», именно они — вот уже почти четверть века — принимали все основные решения.

— Тебя что-то беспокоит? — спросил Молотов.

Сталин опустил веки, сделал глубокую затяжку. Сказал раздраженно:

— Фронт может рухнуть, хотя кажется прочным! Мы по-прежнему воюем хуже немцев. Казалось бы, красные командиры, представители передовых классов, даже мертвецки пьяные, должны бить вырождающихся аристократов и прочих буржуазных офицеров. Однако теория почему-то подводит… Несем огромные потери, а результатов — кот нагадил. Немцы перемалывают наши резервы и в любой момент могут погнать по всему южному направлению.

— Потери выровняются, если уйти в оборону. Обескровим, как вы с Климом под Царицыном.

— В том и беда, что нас давит опыт Гражданской войны. Пора понять — это совсем другой враг и совсем другая война. Пробовали… Только немцы легко протыкают нашу оборону. Танки решают все… и танкисты, умеющие водить эти танки в бой… — Сталин снова запыхтел трубкой. — Союзники нужны, нужна их реальная помощь, а не два парохода с цветными металлами.

Поморщившись, Молотов снял пенсне, протер линзы и признался:

— Сказал бы, что думаю про союзников, да сам знаешь — не люблю материться. Подлая скотина Черчилль не забывает напоминать о своей ненависти к большевизму, чуть ли не слово в слово повторяя изречения Гитлера! И гаденыш Трумэн не постеснялся сказать: дескать, мы будем помогать русским только для того, чтобы они и немцы побольше убивали друг друга.