Первый любовник Англии - Кристина Додд

— Первая из них — поцелуи.

— Не люблю поцелуи.

— Зато это великолепно рифмуется с блаженством[1].

— Перед вашим остроумием бледнеет поэзия самого Уильяма Шекспира, — саркастически сказала Роузи.

— Блаженство — цель поцелуя.

— К нам это не относится.

— В поцелуях заложен глубокий жизненный смысл.

— И какой же?

Приблизив лицо так близко, что Роузи глядела ему прямо в глаза, Тони ответил:

— Если мы в чем-то не правы по отношению друг к другу, целуясь, мы становимся добрее, мы сближаемся на расстояние, с которого уже невозможно рассмотреть наше неравенство. — Его губы трепетали совсем близко, призывая к нежному слиянию. — Ты можешь сосредоточиться на нашем неравенстве?

Ее веки потяжелели, как перед сном, но совсем по другой причине.

— Нет, — прошептала Роузи.

— Тогда закрой глаза и положи мне руку на плечо.

Роузи невольно подчинилась, и неравенство, о котором говорил Тони, неравенство в воспитании и поведении, сразу исчезло. Однако стоило ему прижаться к ее губам и обвить рукой дрожащее тело, как Роузи снова ощутила разницу. Главную разницу. Разницу между мужчиной и женщиной. Разницу между учителем и ученицей. Тони использовал свой трепещущий язык, как опытный рыбак использует приманку, а она попалась на удочку, словно шотландская форель.

Глупая форель! Роузи толкнула Тони в плечо, и он тут же отпрянул. Когда, найдя в себе силы, Роузи приподняла веки, Тони, как всегда, улыбался. Да, поведи она себя и дальше как та форель, жариться бы сейчас рыбке на сковородке! Самоуверенный мужчина с такими взглядами, как Тони, не требует — он просто ждет, пока женщина сама станет умолять его взять то, что он хочет. Однако не такая она женщина!

— Главная разница между нами, сэр Тони, заключается в том, что у нас разные цели и желания.

— Разные желания. — Тони потер подбородок и нахмурился. — Да, несомненно, у нас разные желания. Ведь и мы с вами не похожи, вы женщина, я мужчина.

— При чем тут… Что вы имеете в виду?

Тони нежно провел пальцами по ее губам.

— Твои губы, — прошептал он, приподнимая девушку с подушки, — твою шею, — Тони поцеловал напрягшуюся жилку на ее горле, — твою грудь, — добавил он, припадая губами к ее соску через шелковую рубашку.

Неужели он может превратить ее в распутницу всего лишь несколькими словами и прикосновением? Неужели он может зажечь в ней огонь желания?

— Похоже, у вас мозги съехали набекрень, — заявила Роузи, хотя голос ее немного дрожал.

— Ладно, — рассмеялся Тони, глядя на нее. — Давай посмотрим, не сможешь ли ты поставить их на место.

Роузи чуть было тоже не засмеялась. Проклятый обольститель! Он может заставить ее и смеяться и сердиться в одно и то же время.

Тони заметил эту невольную вспышку одобрения и, придав голосу еще большую мягкость, сказал:

— Я не собираюсь покушаться на твою драгоценную девственность, но попытаюсь показать тебе удовольствие, которое ожидает нас впереди, — он провел рукой по всему телу Роузи от плеча до самых колен, — если, конечно, ты сама пожелаешь.

Проклятый обольститель! В самом деле, он без труда развеял все подозрения Роузи относительно чистоты своих намерений и, кроме того, пробудил в ней чисто девичье любопытство, поскольку она не представляла себе, что такое быть замужем и спать с мужчиной. А Тони… Казалось, Тони был тем человеком, который мог удовлетворить эту невинную любознательность, конечно, не в полной мере, но отчасти.

— Я думаю… Думаю, что хотела бы… — нерешительно произнесла Роузи.

В его улыбке сквозило явное удовольствие.

— Вот увидишь, это будет так прекрасно, что с твоего лица пропадет недоверчивая улыбка.

— Пока что улыбаюсь не я, а вы.

Немного поразмышляв, Тони поправился:

— Хорошо, улыбка останется.

И действительно, Роузи не смогла удержать улыбки, снова почувствовав вкус его губ. Но в этом поцелуе уже не было утонченной деликатности, а были острота и умение опытного мужчины. Когда он накрыл ее своим телом, большим и теплым, Роузи вдруг почувствовала себя так уютно, словно находилась под большим, приятно согревающим одеялом. Но каждое прикосновение Тони, каждое легкое движение его языка усиливало в девушке чувство сладостного безумия.

Проведя кончиками пальцев по его груди, Роузи прошептала:

— Вы такой мокрый…

— Значит, — вымолвил Тони, пытаясь дышать ровно, — мы не сгорим. Нам не нужно делать этого больше, иначе в пожаре, который мы разожжем, мое обещание сэру Дэнни не овладевать тобой превратится в дым. Давай просто подольше смотреть друг на друга.

Девушка скользнула взглядом по его обнаженному телу.

— И сколько времени мне нужно на вас смотреть?

Ее усмешка заставила Тони покривиться:

— Юмор — хорошая штука, но не нужно сейчас шутить.

— Почему же, многие мужчины считают меня веселой.

— Многие мужчины… Но я не из их числа… — Медленно, очень медленно Тони приподнял подол шелковой рубашки, ожидая каждую секунду услышать решительный протест. И правда, возражения были готовы сорваться с ее языка, но что-то притягательно-манящее в его глазах толкнуло Роузи не на открытое сопротивление, а на колкость:

— Значит, правду говорят, что, стоит протянуть мужчине палец, он ухватит всю руку… — ласковые мужские ладони продолжали скользить по ее телу, — …и будет счастлив воспользоваться такой возможностью.

Рука Тони скользнула по ее груди, дыхание стало прерывистым, и девушка поняла, что Тони вряд ли услышал ее последнюю фразу.

— Я не хочу брать тебя силой, — прошептал он, — но, клянусь Богом, ты прекрасна!

И Роузи поверила ему. И особенно поверила, когда Тони наклонил голову и глубоким поцелуем прильнул к ее затвердевшему соску. Ее тело выгнулось дугой, чтобы как можно крепче прижаться к пылающей мужской плоти, которая тянула к себе Роузи, словно магнит. И, хотя она еще могла говорить, слова уже больше не имели смысла — они были просто бессмысленными звуками, рожденными в горниле наслаждения.

Он бессильно положил голову на грудь Роузи, тяжело дыша, словно только что обежал все поместье.

— Мои сестры частенько говорят, что мужчины — это существа, имеющие две ноги и восемь рук… Когда я с тобой, мне кажется, что это правда, но… Я не стану обладать тобой, потому что нам не нужен внебрачный ребенок. Но, если, конечно, это доставит тебе удовольствие, позволь мне развязать шнурок на рубашке.

Роузи коснулась шнуровки, которую совсем недавно завязала так туго.