Секс-тренажер по соседству - Любовь Попова

Снова оборачиваюсь на дверь, за которой скрывается семья. Рыдающая мать, ни проронивший ни слезинки отец и улыбающийся брат. А я здесь и тот, кому я благодарна, тоже здесь.

 Смотрит, молчит и терпеливо ждет, когда я перестану плакать, когда скажу ему спасибо. Но разве можно одним словом выразить все, что я чувствую. Разве можно рассказать о той буре, что сейчас лютует внутри.

Артем делает шаг, осторожный и я смотрю в эти удивительные, сейчас такие серьезные глаза. Хочу спросить, многое узнать, но лишь поджимаю дрожащие губы.

Откуда во мне эта обида.

— Ты снова отобрал у меня возможность сделать, то что я хочу.

— Дай шанс, Голубка и я сделаю все, что ты хочешь.

Не сомневаюсь, но как же тяжело просто сделать шаг и обнять его, отдаться ему.

Я не готова. Не сейчас.

 Вдыхаю новую порцию воздуха, чувствуя как тесно обтянуло грудь счастьем. Хотелось кричать, лететь, смеяться. Только не стоять на месте.

Я развернулась и просто пошла вперед. Вышла за калитку и направилась вдоль домов, туда, где заканчивалась линия поселка и начинался густой лес.

— Насть… — окрикивает Артем, и для меня это как выстрел на старте.

Есть жизнь до и после. Страх перед счастьем естественный и он захватил меня в своей плен, заставляя перебирать ногами в кедах все быстрее. Бежать, бежать, бежать.

Мне нужно подышать,. Глотнуть свежего воздуха, чтобы осознать, что любимый жив и рядом, что брат живой. Что череда одиноких дней, ночей позади…

Но как же страшно, страшно, что открою глаза и пойму что сон, что шутки воображения. Или чего хуже мне скажут, что все не настоящее, все это просто жестокий розыгрыш.

И я продолжила дышать, бежать, чувствуя как эндорфины впрыскивают в кровь адреналин, только подгоняя меня двигаться быстрее, смеяться заливистее, плакать громче.

Бежала минут пять, пока плечо не дернули и я не врезалась в твердую грудь и не оказалась лежащей на мягкой земле.

А надо мной на фоне солнца Артем его силуэт, как вырезанный из черной бумаги.

Его дыхание ровное, но я вижу напряженную позу и чувствую, что взгляд прожигает в груди дыру.

Сажусь, подтягиваясь на локтях и тяжело дышу после стремительгого бега.

Осматриваю поляну, на которой мы оказались и понимаю, что все… прибежала.

Прямо в лапы хищника. Назад дороги нет. Только к нему, к удовольствию, к счастью.

Если бы не страхи.

Страх снова познать радость, окунуться в неё с головой и быть выкинутой на берег отчаяния.

— Если ты еще раз меня бросишь, я тебя убью.

Артем скалится, наклоняется и взяв меня за плечи подтягивает к себе.

— Никогда. Я лучше сдохну, но не отлипну от тебя.

Его губы не касаются, только дразнят дыханием. По виску течет капля пота и чувствую, чувствую, как меня накрывает густой липкий эротический дурман, обволакивает, заставляет задыхаться.

Артем стягивает с себя черную кожанку и стелет на еще влажную по весеннему землю. Потом через голову снимает черную водолазку, демонстрируя мне свое совершенное тело.

И лишь одно изменение бросается в глаза, шрам с левой стороны возле ребер.

Касаюсь его, провожу пальцем по выпуклой линии, слышу как его дыхание на миг прерывается и он накрывает мою ладонь, касается губ в мягком осторожном поцелуе.

Словно пробуя меня на вкус.

Глажу мускулистую грудь уже ладонью, все выше, ощущая, как часто бьется сердце, как жар от его кожи передается мне.

Его руки снова на плечах, вниз, вверх словно разогревая меня, словно мне это требуется. Наши пальцы переплетаются, пока поцелуй такой влажный такой нежный, становится уже глубоким, пошлым совокуплением губ и языков.

Это все кажется настолько сладостным, что я задерживаю дыхание, почти тону, как будто в патоке из страсти.

Понимаю ясно — это затишье перед тем цунами, что грозит разразиться через несколько мгновений. Потому что руки Артема, все чаще омывающие мое тело, как река несущаяся к водопаду, его дыхание, как душный воздух перед проливным дождем, его губы как молния разбивающая на двое небо, давно затянувшее тучами.

— Я люблю тебя, — шепчет он, на миг разрывая поцелуй и снимает с меня светлую ненужную вещь, под которым в его удовольствию нет больше преград, только острые пики сосков требовательно ноющие от желания.

Он часто дышит, смотрит на них и улыбается.

— Обалдеть, ты похудела, а они все такие же.

Смеюсь над этим комплиментом и пока он нагло лапает мою грудь, нетерпеливо занимаю ремнем на его брюках.

И больше ничего романтичного между нами не осталось, только острая, колючая похоть, которая вырывается из меня со стоном, когда в руке появилось увесистое желание, так и просящееся на язык.

Артем втягивает в рот соски, руками стягивая с меня бриджи, оставляя только влажные трусики.

Пока стрясаем с ног последние барьеры, с губ срывается стон, когда Артем посасывает соски и рукой накрывает лобок, пальцами раздвигает складки.

Мои пальцы ласкают все больше каменющую плоть, все чаще водя по ней вверх вниз.

— Люблю тебя, — шепчу в воздух, закинув голову назад и чувствуя как закрытые глаза омывает яркий свет солнца, который входит и в меня, готовит к вспышке наслаждения.

 Полностью отдаюсь во власть этого долгожданного мужины, обещаю себе обязательно отомстить, за то, что отобрал у меня возможность быть сильной, гордой, независимой, за то, что так легко победил, за то, что избежал наказания.

 Отомщу обязательно, как-нибудь потом. А сейчас…

А сейчас тяну за волосы к себе, целую, рвано, не терпеливо, ощущая вкус ментола и его собственный, родной вкус.

Чувствую, как его язык начал перехватывать инициативу, вылизывает рот, и я просто тону в этой нирване, наслаждаюсь каждым касанием руки, даже тем, как нетерпеливо Артем рвет белье, раздвигает ноги коленом и поднимает за задницу на себя.

Это невыносимо. Задыхаюсь, умираю от силы накатывающих эмоций.

Артем уже рычит, звереет, напряженно дышит, практически сжирает мой рот, пока его член пульсирует, ища вход.

Влажный узкий вход, в который лишь у него есть доступ и пожизненные привеллегии.

Назад пути нет.

Медленно или быстро. Уже неважно, важно лишь как тесно прижаты к друг другу тела, как в унисон бьются сердца.

 Но Артем не выдерживает.

 Стискивает задницу руками и медленно, с трудом, но буквально насаживает на себя мое дрожащее в нетерпении тело.

Входит до основания и замирает.