Скелет в шкафу художника: Повесть - Яна Розова

Я подходила к маминому дому, умирая от страха. Я боялась, что Тимур опять куда-нибудь пошел. Но он был там, лежал на диване, поджав длинные ноги и обняв себя руками за плечи. Он ничем не накрылся, хотя покрывало лежало рядом. Наверное, просто прилег на минутку и его сморило. Я присела рядом, вглядываясь в его лицо. Оно было такое… усталое, даже во сне. Он немного вздрагивал, будто судорога пробегала по телу, и мне было так жаль его, что я снова заплакала. Он заворочался и открыл глаза.

— Варя, ты? — Тимур, беспомощно щурясь, вглядывался в меня. Потом надел очки и привстал. Я бросилась ему на шею. — Ты плачешь? Не надо, я сам во всем виноват.

Мы сидели, обнявшись, и он говорил. Это была исповедь и покаяние Тимура Багрова. Он должен был со мной поговорить, хоть я и знала уже почти все. Он рассказал мне о дружбе трех парней, будущих художников. Один из них был талантом, другой — красавчиком, а третий — просто хорошим парнем. Валентин Ганжа был одарен не внешностью и не большим даром художника, ему было дано особое умение — дружить и любить. Он был яркой личностью, с особым глубоким взглядом на людей и мир вокруг себя. Его идеи всегда отличались оригинальностью и в то же время простотой. Оба его друга любили Валентина и тайно чуть-чуть завидовали ему. Кирин завидовал умению привлекать людей и получать от них симпатию и тепло. У Вали была любимая девушка, такая, о которой любимчику девчонок Виталию и мечтать не приходилось. А Тимур завидовал способности Валентина видеть сложную душу в простых вещах. Багров рисовал лучше Ганжи, но свой собственный путь найти не мог. Ему нужна была идея, он нуждался в концепции своего творчества.

Потом произошел тот нелепый несчастный случай: Валя погиб. От горя и чувства вины Тимур чуть не сошел с ума. Он даже не нашел в себе мужества прийти на похороны друга.

До несчастного случая трое друзей проводили много времени в квартире Виталия Кирина, чувствуя там себя абсолютно свободно, ведь мать Кирина, Люська, уже тогда была запойной пьяницей и совершенно не вмешивалась в дела сына. У Кирина хранилось и многое из вещей его приятелей. В том числе и папки с набросками Вали Ганжи. Однажды, где-то через год после аварии, Тимур взял одну из этих папок. На память о Вале, как он тогда сказал себе. После училища Кирин, всегда мечтавший приобщиться к западной свободе, укатил в Америку. Тимур познакомился со мной, узнал, кто мой отец, и женился на возможности безбедно жить, ничего не зарабатывая и занимаясь любимым делом.

Тут я снова заплакала от его откровенности. Что-то мне подсказало, что так честно говорить может только человек, который не надеется ничего исправить в будущем.

— Ну не надо же плакать, — прошептал Тимур, заметив мои слезы. Он стал вытирать их ладонями с моего лица. — Я потом полюбил тебя. Ты же знаешь, я же говорил тебе! Я люблю тебя, люблю!

Однажды, взяв папку с набросками Вали, Тимур, шутки ради, попробовал сделать картину. Когда начал — не смог оторваться, пока не закончил. А потом пришла в студию я и сказала, что это шедевр. После первой работы пошла вторая и так далее… Работа доставляла немыслимое удовольствие, затоплявшее чувство вины. Где-то в подсознании сидела мысль о преступности деяния, но Тимур уже не мог остановиться. Его захватил процесс творчества. А работа получила необыкновенный импульс, живительное вливание свежей идеи сделало Багрова мастером, творцом, демиургом. Он был на самом пике своего взлета, когда я сообщила ему, что в Гродин прибыл Виталий Кирин. Тимур откровенно испугался, но сделать уже ничего не мог: «Лабиринты» висели в «Арт-салоне» и красовались на сайте в Интернете. Во всех местных СМИ были размещены хвалебные оды в честь молодого гения с описаниями и изображениями его творений. К тому же чуть раньше из Москвы приехала журналистка, как тогда представилась Тамила, она считала, что открыла новый талант по имени Тимур Багров.

Багров только что вернулся из Москвы, где встретился с начальником Тамилы. Тот сказал, что ждет его осенью для начала раскрутки. По дороге домой он заехал в «Арт-салон», чтобы предупредить Ижевского о том, что заберет свои работы в начале августа. Там он и увидел Кирина. Витус был в ярости. Он уже успел обнаружить пропажу папки Валентина. Именно той папки, именно с теми идеями, что были реализованы в экспозиции молодого гениального мастера, Тимура Багрова. Кирин не стал затевать скандал при людях, он подвез Тимура домой и там выложил ему все, что думает о плагиате и ворах. Часть этого разговора я застала. Ни Тимур, ни я так и не узнали точно, получил ли Кирин заявку от Тамилы на охмурение распутной жены Багрова до этой стычки или после. Да это и неважно. Важно, что такая заявка была сделана. Я верно угадала!

Тамила и Витус были прекрасно знакомы еще при жизни Валентина. Летом Наташа Томилина приезжала на каникулы в Гродин и встречалась с Ганжой в квартире Кирина. Витус даже пытался приударить за ней после смерти ее жениха, но Наташа отшила его. Теперь они встретились в Гродине, точнее Тамила отыскала его, зная, что он приехал. Она уже четыре раза пыталась убить меня, но ничего не вышло, и тогда она пообещала Витусу пятьдесят тысяч долларов, если он увезет меня в Америку. Как я и предположила, я мешала ей.

— Тамила просто больше не могла придумывать покушения, — пояснил Тимур. — Она сама сказала мне, что ты заколдована, что пытаться убить тебя бессмысленно и уже небезопасно. Рано или поздно окружающие начнут верить тебе и станут искать убийцу. Странным ей казалось только то, что этого не произошло ранее, что я, ее муж, твой отец, следователь из милиции и этот доктор Костров, буквально все, считали тебя способной на несколько попыток самоубийства. Почему я не верил тебе?

— Вы все считали меня сумасшедшей! — сказала я с горечью.

Тимур грустно кивнул мне и продолжил свой рассказ. Буквально через пару дней после появления Тамилы художник уже не мог обходиться без нее ни минуты. Она была обаятельной женщиной, и только внезапно наладившиеся между нами отношения помешали ей стать любовницей моего мужа. История с портретом обнаженной Тамилы на самом деле была эротическим этюдом, элегантной и художественной попыткой соблазнения. Случись выход на сцену Тамилы всего на полгода раньше, и я бы неизбежно потеряла бы Тимура. Но и в качестве друга она успела немало. Она сумела немного настроить мужа против меня, умело манипулируя информацией о моем прошлом и придумывая несуществующие отношения с Витусом. Дескать, я собралась уехать с ним в Америку. И ей удалось убедить его принимать какие-то таблетки, которые повышали работоспособность художника. Всего за месяц в организме Тимура произошли непоправимые изменения: он потерял способность работать без этих таблеток, а их действие длилось всего минут сорок. Без таблеток он ходил злой и больной, а приняв их, терял ощущение времени и пространства. А вскоре он понял, что стало катастрофически падать зрение. Тимур пожаловался на это Тамиле, но она повела себя неожиданно жестко: проблем со здоровьем быть не должно! Она зовет его в Москву работать, а не лечиться и отдыхать. Он попробовал сказать, что это таблетки виноваты, но Тамила только рассмеялась. Вскоре произошла эта история с картиной: однажды утром он пришел, по привычке, в студию и застыл потрясенный — на мольберте стояла готовая картина. Краски еще не высохли. Это был «Срез дерева», работа, которую Тимур действительно хотел написать следующей, но так и не приступил к исполнению замысла. Ослабевшее зрение не позволяло художнику точно определить, насколько техника была идентична его собственной, но он точно знал только одно: он эту работу не писал.