Двенадцать ключей Рождества - Филлис Дороти Джеймс

— Вы уверены, что это была хлопушка?

— Разумеется. Неужели не знаю, как взрывается хлопушка? Мне это показалось странным, поэтому я приблизилась к двери и спросила: «Мистер Харкервилл, у вас все в порядке?» А он прокричал в ответ: «Естественно, у меня все в порядке. Уходите и не возвращайтесь». Это был последний раз, когда он с кем-то разговаривал.

— Он должен был стоять близко к двери, чтобы вы услышали его, — заметил Дэлглиш. — Дверь очень массивная.

Миссис Догуорт вспыхнула и сердито огрызнулась:

— Дверь, может, и массивная, но я знаю, что́ я слышала. Сначала хлопушка, затем он велел мне уходить. В любом случае совершенно ясно, что́ произошло. Вы видели предсмертную записку, разве нет? Она написана его рукой.

— Пойду наверх, продолжу осматривать комнату, — произнес Адам. — А вам лучше здесь подождать местную полицию.

В том, чтобы продолжать осмотр комнаты, не было необходимости, и он ожидал возражений. Однако никто не стал спорить, и Адам один поднялся по лестнице. Войдя в спальню, он запер дверь ключом, который по-прежнему торчал в замочной скважине, подошел к кровати и, склонившись, внимательно осмотрел тело, хоть лицо его и искажала гримаса отвращения от мерзкого запаха мази. Было очевидно, что, прежде чем лечь в постель, Харкервилл обильно умастил ею голову. Ладони покойного были полусомкнуты, и в правой зажат ком рождественского пудинга. Трупное окоченение только-только начало наступать с верхней части туловища, но Дэлглиш сумел слегка приподнять голову и осмотрел подушку под нею.

Обследовав хлопушку, он переключил внимание на записку. Оборотная ее сторона была чуть коричневатой, будто бумагу слегка подпалили. Шагнув к необъятному камину, Дэлглиш заметил, что кто-то жег в нем бумаги. На решетке высилась пирамидка белого пепла, он поднес к ней ладонь и уловил слабое тепло, которое еще исходило от нее. Сгорело почти все, не считая крохотного кусочка картона с остатком изображения, напоминавшим рог единорога, и обрывка письма. Бумага была плотной, и на ней сохранилось несколько напечатанных на машинке слов. Адам прочитал: «…восемьсот фунтов не чрезмерная». Больше ничего там не было, и он вернул оба фрагмента на место.

Справа от окна стоял массивный дубовый письменный стол. Вероятно, Катберт Харкервилл спал спокойнее, если все важные бумаги находились у него под рукой. Стол был не заперт, но пуст, если не считать нескольких стопок старых квитанций, стянутых резинками. Так же пусты были поверхности стола и каминной полки. В гигантском платяном шкафу, пропахшем нафталином, висела только одежда.

Адам решил — не без сомнения на тот счет, не является ли это незаконным проникновением, — взглянуть на соседние комнаты. Комната, предоставленная миссис Догуорт была пуста и безлика, как тюремная камера, единственной ее достопримечательностью было ветхое чучело медведя с медным подносом в лапах. Так и не открытый чемодан миссис Догуорт лежал на кровати, слишком узкой, чтобы на ней удобно спать, и с единственной подушкой.

Комната справа была такой же маленькой, но отсутствовавшая Мэйвис, по крайней мере, придала ей хоть какую-то девичью индивидуальность. По стенам были развешены афиши кинофильмов и портреты поп-звезд. Обшарпанное, но удобное плетеное кресло стояло в углу, а кровать была застелена стеганым покрывалом с изображением прыгающих розовых и голубых ягнят. Маленький шаткий гардероб пустовал, наполовину использованные баночки с косметикой Мэйвис выбросила в мусорную корзину, а поверх них швырнула разную старую испачканную одежду.

Адам вернулся в хозяйскую спальню и завершил безуспешные поиски двух недостающих предметов.

Деревня располагалась в четырех милях от дома, и прошло полчаса, прежде чем прибыл констебль Тэплоу. Это был коренастый мужчина средних лет, его туловище казалось громоздким под многими слоями одежды, которой он счел необходимым утеплить себя для декабрьской велосипедной поездки. Несмотря на то что снегопад стихал, он настоял на том, чтобы поставить велосипед в холле, к очевидному, но невысказанному вслух недовольству хозяев, и, аккуратно прислонив его к стене, ласково погладил по седлу, словно лошадь, заведенную в стойло.

После того как Адам представился и объяснил причину своего присутствия, констебль Тэплоу произнес:

— Полагаю, теперь вы продолжите свой путь. Больше нет смысла торчать здесь. Я сам займусь этим делом.

— Я пойду с вами, — твердо возразил Адам. — У меня ключ. Я счел предусмотрительным запереть дверь.

Взяв у него ключ, констебль Тэплоу хотел отпустить замечание насчет излишней суетливости Столичной полиции, но воздержался. Они вместе поднялись наверх. Тэплоу с легким осуждением взглянул на труп, проверил содержимое ящиков стола, понюхал баночку с мазью и взял в руки записку.

— Все достаточно ясно, как мне кажется, — сказал он, прочитав ее. — Покойный не мог выдержать еще одного семейного Рождества.

— Вы встречались с его родственниками прежде?

— Никогда никого из них, кроме покойного, не видел. Известно, что семья каждый год съезжается сюда на Рождество, но они не появляются на людях — так же, как и он.

— Подозрительная смерть, — деликатно предположил Адам. — Вам не кажется?

— Нет, не кажется, и я объясню почему. Здесь важно знать местную ситуацию. Эта семейка безумна или, во всяком случае, они с такими причудами, что до сумасшествия — рукой подать. Его отец совершил то же самое.

— Покончил с собой в Рождество?

— В Ночь Гая Фокса. Набил карманы огненными колесами и шутихами, заткнул за пояс большие ракеты, высосал целую бутылку виски и прыгнул прямо в праздничный костер.

— То есть ушел без нытья, так сказать, громко хлопнув дверью. Детей, надеюсь, рядом не было?

— Дверью он хлопнул громко, это уж точно. И детей в Харкервилл-Холл не приглашают. И викария с псалмопевцами вы тут сегодня не увидите.

Адам счел своим долгом вернуть констебля к делу.

— Его стол почти пуст, — сказал он. — Кто-то сжег все бумаги. Однако остались два весьма интересных обгоревших клочка.

— Самоубийцы обычно сжигают все свои бумаги. В свое время я посмотрю то, что осталось. Но самая важная бумага — вот она. Как ни крути, а это предсмертная записка. Спасибо, что дождались меня, сержант. Теперь я беру расследование в свои руки.

Но к тому времени, когда они дошли до холла, констебль Тэплоу, стараясь, чтобы это прозвучало небрежно, промолвил:

— Может, добросите меня до ближайшей телефонной будки? Пусть все же группа криминалистов осмотрит место, прежде чем тело старика увезут.

Наконец Адам свернул на дорогу, ведущую к морю, с чувством удовлетворения от сознания того, что сделал все, чего требовали от него долг и совесть. Если он понадобится местным криминалистам, они знают, где его найти. «Загадочное дело с рождественской хлопушкой», как он назвал столь эксцентричное вступление к Рождеству, можно спокойно передать суффолкской полиции.