Загадка уральской Мадонны - Наталья Александрова

– Кто такая, отчего я не знаю? – спросил Александр длинноволосого парня.

– А, это Ларка Ветрова, – ответил тот, – она недавно у нас работает.

Ветрова… Все встало на свои места. Вроде бы у Лидии была дочка. Она мало о ней говорила, как и о муже. Но он все же вспомнил, что девочке было тогда лет десять. Теперь, значит, двадцать. И она явилась сюда, устроилась на работу в фонд явно по его душу, ишь как глазами стреляет. Ладно, этот вопрос мы разъясним быстро.

К концу рабочего дня он сидел в машине возле входа и наблюдал за сотрудниками фонда.

Вот они выходят, кто – группами, кто – парочками. Лора вышла с тем парнем, но быстро с ним распрощалась и свернула в сторону. Он медленно поехал следом и, дождавшись, когда никого из знакомых не будет поблизости, открыл дверцу машины.

– Подвезти?

– Пожалуй… – улыбнулась она, но в глазах, он заметил, была настороженность.

– Вот что, милая, – сказал он, заворачивая в безлюдный переулок, который кончался тупиком, – давай-ка быстро рассказывай, что тебе от меня надо.

Он был готов ко всему, даже к тому, что придется девчонку угомонить, если начнет скандалить. Впрочем, что она может знать? Она была ребенком, вряд ли Лидия рассказывала ей…

Оказалось, знает она много.

– Девушка, что вы делали сегодня ночью? – не выдержал парень, сидевший напротив в маршрутке, видя, как Юлия зевает.

Она даже не ответила – не было сил. Еле-еле отсидела на работе положенное время, впрочем, как и остальные девчонки, все, кто был вчера у Сашки. Сама именинница на работу вообще не вышла. Шеф, к счастью, уехал на какое-то важное совещание, так что никто не мешал им спокойно дремать.

– Девушка, у вас телефон звонит! – не унимался все тот же парень, что сидел напротив.

– А? Что? – Юлия хотела было послать его подальше, но все же решила ответить. Вдруг это муж, она нашла утром несколько его сообщений, но лень было отвечать.

Звонила Анна. Тоже неплохо, у Юлии есть что ей сказать.

– Привет! – сказали они хором. – Я нашла его!

И замолчали в удивлении, потом спросили снова в унисон:

– Кого?

– Не телефонный разговор, – первой опомнилась Анна, – нужно встретиться.

– Я не могу, – Юлия представила, что нужно куда-то тащиться, – я не могу.

– У тебя муж, что ли, вернулся?

– Да нет… – тут Юлия вспомнила, что Антон собирался вернуться в среду, во вторник все дела закончит и вернется. А сегодня понедельник, так что остается один день.

– Приезжай ко мне! – простонала она. – Сил нет, вчера на днюхе гуляли…

– Где? – удивилась Анна. – Ну ладно, говори адрес.

Дома Юлия смыла всю косметику и поплескала в лицо холодной водой, после чего снова открыла дневник, нашла то место, на котором прервалась прошлый раз.

Дата в левом углу – и снова неровные, сбивчивые, разбегающиеся строки.

«Я живу только в те мгновения, когда вижу его, когда слышу его голос. Все остальное время просыпается между моими пальцами, как песок, пустое и бессмысленное.

Его голос… его голос наполняет меня звучанием и смыслом. Впрочем, смысл здесь ни при чем. Я слушаю его голос, как слушают музыку, не ища в ней смысла, наслаждаясь самим звучанием.

Даже его имя звучит как музыка – Алессандро.

Я знаю, что он часто врет или, по крайней мере, преувеличивает. Например, он прекрасно знает о своем сходстве с герцогом Монтефельтро со знаменитой картины и уверяет, что происходит от этого герцога по прямой линии. Конечно, это ерунда, бахвальство, но мне все равно, лишь бы наслаждаться музыкой его голоса.

Но сегодня до меня внезапно дошел скрытый за этой музыкой смысл. Я поняла, чего он хочет.

Поняла и испугалась.

Алессандро уверен, что «Мадонна» – не подделка, не копия, как считали все последние сорок лет, а оригинал кисти Рафаэля. Бесценный оригинал, который стоит многие миллионы.

Он изучал историю этой картины и не сомневается в своих выводах. А то, что картину признали копией, он объясняет борьбой между двумя лагерями искусствоведов. При жизни Олега Мизгиря никто не сомневался в ее подлинности, но как только того не стало, победил противоположный лагерь.

– Мы обязаны что-то сделать, – сказал он, стоя в очередной раз перед картиной. – Этой «Мадонне» не место здесь, в провинциальном музее. Представь, это все равно как если бы великий писатель учил грамоте деревенских детей…

– Но Лев Толстой именно так и поступил! – нашлась я, сама удивившись тому, что посмела возра-зить своему повелителю.

– Да, – неохотно согласился он. – Возможно, к старости Толстой утратил оценки и ориентиры. Признаю, пример не очень удачный, представь лучше, что прекрасным микроскопом забивают гвозди в стенку сарая… хоть это и затертый образ, но он хорошо иллюстрирует ситуацию.

Мне стало обидно за свой музей, за свой город, но на этот раз я не посмела возразить.

– И не только этой картине не место здесь – тебе тоже не место, ты заслуживаешь большего, гораздо большего… ты фактически не жила! Представь только, что может тебя ждать: новый огромный мир, огни больших городов, знаменитые дворцы и музеи, позолоченные гондолы, скользящие по ночным венецианским каналам, океанские лайнеры, коралловые острова, дорогие отели, великосветские приемы, интересные, яркие, необычные люди… да ты сама удивительным образом изменишься! Ты красива, удивительно красива, но неухожена и плохо одета, хороший парикмахер и дорогая, со вкусом подобранная дизайнерская одежда совершат чудо! Ты сбросишь свой тусклый кокон и превратишься в прекрасную бабочку!

Он говорил и говорил, его голос лишал меня рассудка, и до меня далеко не сразу дошло, о чем он говорит.

Потребовалось большое усилие, чтобы музыка его голоса сложилась в осмысленные слова.

Как я уже сказала, Алессандро считает, что наша «Мадонна» – подлинник Рафаэля, больше того – протооригинал «Мадонны дель Пополо». И он хочет с моей помощью вынести ее из музея…

– Ты здесь работаешь, и тебе ничего не стоит вынести картину. А дальше я уже знаю, как действовать. Мы увезем ее за границу и выставим на аукционе, скажем, что нашли ее на чердаке какого-нибудь сельского дома в Италии… к примеру, снимем старинный домик в Тоскане и в груде хлама «найдем» эту картину…

В первый момент я пришла в ужас.

– О чем ты говоришь? Как только картина пропадет из музея, меня арестуют! Не будет никакого большого мира, никаких коралловых островов – будет зал суда и тюремная камера…

В ответ на мои слова он рассмеялся.

– Неужели ты думаешь, что я ничего не продумал? Пропажу картины никто не заметит!