Элита. Взгляд свысока - Ирина Волчок

— Конечно, Зоя Михайловна. Я сделаю все, что смогу.

Она постаралась сказать это как можно спокойней. Но вдруг стало страшно. Очень страшно, очень. Как будто вот прямо сейчас случится что-то неповторимое… Хотя ведь все давно случилось.

— Да я уж и не знаю, что тут можно сделать… — Зоя Михайловна поставила чайник на огонь, села на другой конец углового диванчика, положила руки на колени и принялась их внимательно разглядывать. — Теперь, Сашенька, никто ничего не может сделать… Валя-то умерла.

Какая Валя умерла? И почему Александра должна об этом знать? И о чем тут советоваться? Если кто-то умер — так, действительно, что тут можно сделать?

— Валентина. Дочка моя. Мать Настёны… — Зоя Михайловна подняла голову и теперь смотрела на Александру усталыми, но спокойными глазами. — Умерла Валя. Еще два месяца назад.

— Как это?..

Господи, какой идиотский вопрос… Как умирают люди? Как умирают все? Как все. И зачем ей знать, как умерла Валентина, дочь Зои Михайловны, мать Настёны? Она давно уже не думала о ней, как о живой. Никак не думала.

— Да здесь она умерла, в Монино, — спокойно объяснила Зоя Михайловна. — А то бы я и не узнала никогда… Машиной ее сбило. Говорят, сама кинулась под колеса. Под грузовик… Да нет, кинулась — это вряд ли. Пьяная опять была, вот и не глядела. Наверное, к нам приехала. Она иногда появлялась, денег просила. Редко, правда… Или, может, за ключами. Она ключи один раз теряла, в квартиру не могла попасть. А у меня всегда запасные хранятся. В общем, сюда приехала. И — вот… Если бы где еще — так я и не узнала бы… А то сама увидела. Так страшно было, Сашенька… Так мне было страшно… Никто ее не узнал. И я никому не сказала, что это дочка моя. Как неопознанную похоронили, наверное.

— Как это?.. Почему это?.. Ведь у нее же документы какие-нибудь… И следствие, наверное, было… И вы-то ее узнали! Вы точно ее узнали?.. Зоя Михайловна, я что-то совсем ничего не понимаю.

Она правда совсем ничего не понимала. А страх усиливался. Зоя Михайловна смотрела на нее спокойными глазами, медленно качала головой — не понятно, то ли слышала Александру, то ли думала свою думу. Посмотрела, подумала, наконец все так же спокойно заговорила:

— Я ведь о ней давно уж не думала… как о живой. Не могу я ей Настёну простить. Она во всем виновата. Сколько лет со зверем жила. Все больших денег хотела. И уж куда больше-то? Так все мало, все мало… А в саване карманов нет. А как пить стала — так и вовсе не человек. Не захотела я ее узнавать. Большой грех… Но вот не смогла простить. А следствие… Я не знаю. Не установили, наверное. К нам никто не приходил. И к ней никто не приходил, я нарочно в Москву ездила, в квартиру зашла… Свинарник. Ободрано все, и мебели никакой, и посуды никакой… Соседей повстречала, никто ничего не знает, ее вообще никто из соседей не знал. Дом-то приличный, а она… Вроде бы, нечасто у себя бывала. Ее даже и не видал никто. А документы ее здесь, у меня. Я еще когда забрала… Думала: сожжет еще, или потеряет, или вовсе продаст… Она уже два раза паспорт теряла, еле-еле восстановили. Последний паспорт получала — так это когда всем меняли. Я ее сама отвела, а потом и забрала сразу, у себя спрятала. И все остальные документы тоже — и на квартиру, и диплом, и все… Так вот, Сашенька, я и не знаю, что мне делать-то теперь. Там Настя прописана. Если что со мной — как Настя одна? Я бы ту квартиру продала, хоть деньги были бы, знаю женщину одну, она бы за Настей — как за родной… Но она тоже без денег. А я квартиру как продам? Ведь никто же не знает, что Валентина умерла. А раз живая — так и Настя наследство не получит. Не знаю я, что делать. Пойти признаться, что ли? Что это Валентина была… Что не стала я говорить… С ума совсем сошла… Не смогла простить… Грех какой страшный…

Александра слушала и думала, что никто никого никогда не может простить. Даже мать, даже родная мать не смогла! Что уж говорить о самой Александре… Она и себя-то не может простить. И какого совета ждет от нее Зоя Михайловна?

А, да, квартира. Наследство, да. Надо подумать.

— Надо подумать, — сказала Александра. — Признаваться или нет — это ваше дело, Зоя Михайловна. Тут я вам ничего советовать не могу. Но если речь идет только о квартире… Извините, я вас понимаю, я представляю, что вы пережили. Но раз вы заговорили о квартире, давайте пока не будем говорить о… ни о чем другом.

Она вытащила из маминой пляжной сумки свою гувернантскую, а из нее — ворох слегка помятых бумажек. Сложила их на столе двумя стопками, чтобы не разлетелись, обе прижала сверху: долларовую — ножом, рублевую — сахарницей.

— Ты что это, Сашенька? — испугалась Зоя Михайловна. — Ты зачем это?… Это… это… куда ж это всё? Мы и так на твои деньги живем… Если бы не ты… Но ведь тут — какие тысячи! Сашенька, это ты чего ж задумала? Ты… прощаться пришла?..

— Нет… — Александра подумала и уточнила: — Пока — нет. Зоя Михайловна, соберитесь. Слушайте очень внимательно. Вопросы — потом. У меня правда мало времени. Вы ведь просили совета? Насчет признаний я не знаю… Насчет квартиры — вот: этих денег должно хватить на косметический ремонт. Людей найдете? Вот и хорошо. Надо, чтобы сделали очень быстро. Замки в двери смените… И отдайте все документы мне.

— Какие документы? — не поняла Зоя Михайловна. Кажется, она вообще не понимала, что ей говорят.

— Документы Валентины, — твердо сказала Александра. — Все. И на квартиру тоже. Я вам ее подарю.

— Чего подаришь? Зачем? Нам ничего не надо… Мы и так на твои деньги…

— Зоя Михайловна! — Александра даже пальцем по столу постучала. — Давайте не отвлекаться от темы. Пока никто не знает, что Валентина умерла, — она жива. И поэтому может написать дарственную. Передать свою долю собственности вам. Понимаете? Давайте документы. Я все сделаю. Как будто я ваша дочка. Понимаете? А потом квартиру можно сдать. Какие-никакие деньги будут каждый месяц. Зоя Михайловна! Да что же это такое… Отреагируйте уж как-нибудь!

— Сашенька, — отреагировала Зоя Михайловна. — Доченька… Спасительница ты наша…

И наконец заплакала.

… До дому Александра добралась ближе к вечеру — электричка, метро, — половину жизни на дорогу уходит, невольно помечтаешь о Хозяйкином джипе с привидением за рулем. Да еще, выходя из метро, вспомнила, что себе никакой еды так и не купила. Пришлось по пути зайти в магазин. И банк был по пути. Зашла и в банк, взяла на всякий случай еще пятьдесят тысяч. Какой такой всякий случай она имеет в виду — этого Александра не могла бы объяснить даже себе. Да мало ли всяких случаев бывает… Вот, например, завтра у Федьки день рождения. Хорошо, что вспомнила. Вернулась в магазин, купила Федьке точно такого же мишку панду, какого отвезла нынче Настёне.

Подходя к дому, подумала, что надо бы надеть черные очки. Поставила пакеты на землю, полезла в пляжную плетеную сумку — под лучом еще яркого солнца прямо в глаза острыми искрами брызнул камень прабабушкиного кольца. Правильно напомнил, ей бы следовало раньше сообразить. Покрутила кольцо на пальце, хотела снять, но просто перевернула камнем в ладонь. Вот так. Обычный серый ободок, совершенно не бросается в глаза, глупая бижутерия престарелых библиотекарш и продвинутых пятиклассниц… На детской площадке опять взрослые мужики — четверо. То ли компания, то ли каждый сам по себе — не понять. Подхватила пакеты, подумала — и направилась к первому подъезду, где жила бабушка Инна.