Зачистка - Алексей Гравицкий

Левая сторона комнатенки выглядела необжитой.

— Ваше место, — кивнул провожатый на пустые койки слева.

— Возле параши? — мрачно съязвил Мунлайт.

— Туалет налево в конце коридора, — проигнорировал остроту солдатик. — В помещении курить запрещено. Только на улице.

Мун почувствовал, как возникает желание закурить, несмотря на то, что давно забросил привычку. Но сейчас высмолил бы пару сигарет с удовольствием, просто чтобы посмотреть, что этот рядовой необученный станет делать. Но сигарет не было.

— Завтрак, обед и ужин по часам, — продолжал солдатик тоном обиженной жизнью школьной учительницы. — Я зайду и провожу.

— Чтобы вести кого-то, нужно самому не быть блуждающим в темноте, — туманно поведал Снейк.

Провожатый замолк. На бородатого поглядел странно и поспешил выйти. Хлопнула тихонько дверь. Сталкеры остались вдвоем.

Мунлайт прилепил улыбку, втиснулся в узкий, чуть шире, чем в купе поезда, просвет между койками и плюхнулся на нижний ярус.

— Жить можно, — поведал он. — Только я, пожалуй, сверху. А то вдруг эта штука не выдержит, меня ж тогда под тобой, большой Змей, похоронит.

— Порождение Тьмы, — недовольно пробурчал Снейк.

— Само такое.

— Ты какого черта не сказал, кто он?

Вопрос вышел невнятным, но седой прекрасно понял о ком речь.

— Не шуми. Думаешь, я знал? Для меня это такое же открытие. Кто мог предположить, что этот дурачок с приборчиком для поиска аномалий — вояка?

— Кто угодно.

— Значит, мы с тобой два дурака, — пожал плечами Мун. — Зато при деньгах.

Седой запустил руку за пазуху и принялся выкладывать на тумбочку банковские пачки. Снейк смотрел за ним без удовольствия. Наконец на тумбочке выстроилась небольшая, но внушительная пирамидка. Снейк почесал бороду.

— Когда продаешь душу дьяволу, главное — не продешевить.

— Это задаток, — похвалился Мунлайт наигранно-бодро и принялся перекидывать пачки в возвращенный ему, как и было обещано, рюкзак. Правда, содержимое рюкзака подверглось тщательному досмотру, и кое-чего внутри не хватало.

— Я не работаю на военных, — пробурчал бородатый.

— Работать буду я. А потом мы уйдем отсюда. Вместе. С деньгами. Навсегда.

Снейк зло стукнул по стене кулачищем. Мун покачал головой, хотел сказать что-то, но не успел.

Дверь распахнулась, заставляя Снейка отступить в сторону, и на пороге появились хозяева комнаты.

Двое крепких молодых парней с рязанскими рожами.

— Здрасьте, на фиг, — ухмыльнулся вошедшим Мунлайт.

Один из парней молча кивнул, второй просто проигнорировал. Дружелюбием они не отличались. По всей вероятности, о том, кто их новые соседи, они знали. И вероятно, это их не радовало.

Мун молча наблюдал, как двое армейских пытаются существовать в крохотной комнатушке в обычном режиме, стараясь не замечать непрошеных соседей.

Тот, что не реагировал на новых соседей вовсе, сунулся в проход. Седой откинулся, лег на кровать, убирая с прохода ноги. Вояка продефилировал мимо так, словно Мунлайт был мебелью. Уселся напротив к тумбочке, выволок из нее лист бумаги, карандаш и принялся что-то писать.

— Стихами балуешься? — полюбопытствовал Мун. Парень поглядел недобро, перевернул лист, словно боялся, что седой прочитает, хотя Мунлайт лежал так, что при всём желании увидеть, что там написано, не мог.

— Ты чё нарываешься? — спросил так, словно собирался убить.

— Вообще-то просто светскую беседу поддерживаю, — усмехнулся Мун. — Гитару увидел, подумал, может, песенки сочиняешь.

Парень побагровел и начал медленно подниматься с койки.

— Федя, спокойно! — вмешался второй, тот, что выглядел чуть более дружелюбно.

Федя угрожающе качнулся и плюхнулся назад, так и не поднявшись в полный рост.

— Это моя гитара, — неприязненно проговорил второй.

— Да хоть генерала вашего, — фыркнул Мун. — Чего беситься-то?

— У него брата две недели назад на кордоне подстрелили, — едва слышно сказал гитарист. — Еле-еле откачали парня. Сейчас в Москве в госпитале Бурденко.

Мун поперхнулся. Понятно тогда, чего на них эти солдатики волком смотрят. Они для них враги. С другой стороны, если тебе поздно вечером во дворе встретились гопники и отобрали телефон, это вовсе не значит, что все, кто выходит на улицу после десяти часов вечера, — гопники.

— Я, что ли, в него стрелял? — зло поинтересовался Мунлайт.

— Ваши, — прошипел Федя, словно ему каблуком наступили на причинное место.

Мунлайт обидно расхохотался, так что парень снова начат багроветь.

— Наши? Нету там наших. Ваши, может, и есть. А наших нету. Каждый сам за себя. Сам за себя делает, сам за себя отвечает.

— Хорош заливать, — вступился гитарист. — А как же группировки?

— Продвинутый? — ухмыльнулся Мунлайт. — Это ты откуда взял?

— В учебке. Рассказывали, фильмы крутили.

— Тех группировок не так много. Раз-два и обчелся. Вольных сталкеров куда больше. А ещё есть бандиты, которых мы любим примерно так же, как вы. Так вот, если вы сами не нападали, то по кордону стрелять никто не станет. Разве только гопота.

— Свистишь, — неуверенно сказал Федя.

— Ни разу. Готов поклясться остатками совести. Вы сами в Зоне были?

— На кордоне.

— На кордоне, — передразнил седой. — Вам всякую хрень втирают, а вы и уши развесили. Там всё неоднозначно.

Парни смотрели недоверчиво. Мун ответил честным открытым взглядом. Наконец тот из солдат, что лез в бычку, встал и протянул руку:

— Федор.

— Мунлайт. — Седой пожал здоровенную, как лопата, ладонь.

— Игорь, — представился второй. — А по-нормальному как?

— По-нормальному Мунлайт, — повторил Мун. — А по паспорту не помню, посмотреть надо. Только паспорт в кондом завернут, кондом в схроне, схрон в Зоне. А до Зоны идти далеко, и вас генерал не отпустит.

И седой расплылся в фирменной улыбке.

— Шутник, — неуверенно заметил Федя.

— Как говорил один мой осетинский друг, «клоун-пи-дарас». Тот тоже пошутить любил. Пока ноги не выдернули.

Игорь ответил неуверенной улыбкой.

— А почему Мунлайт?

— Теперь говорят, потому что голова как луна, — тоскливо ухмыльнулся седой. — А раньше… Гитару дай-ка.

Игорь подхватил инструмент с верхнего яруса и пихнул Муну.

Сталкер перебрал струны, пытаясь изобразить пару аккордов из песенки Криса де Бурга. Гитара отозвалась фальшью. Мунлайт поморщился.