Куколка - Лесли Пирс

Учитывая то, что за вечер каждая девушка принимала где-то по десять мужчин и каждый из них платил по двадцать долларов, они зарабатывали небольшое состояние, даже если принять во внимание то, что половину забирала себе Марта. Бэлль решила, что ей сказочно повезло, когда мадам сообщила, что будет платить ей один доллар в день за то, что Бэлль будет разносить напитки. В первый же вечер она получила целых два доллара и пятьдесят центов чаевых. Это, разумеется, было каплей в море по сравнению с суммами, которые зарабатывали девушки, или чаевыми, которые оставляли таперу (почти каждый посетитель давал ему доллар). Бэлль решила, что это именно то место, где каждый при должном усердии может очень быстро разбогатеть.

Девочки сказали, что сегодня был спокойный вечер, а вот по субботам — не продохнуть. Тем не менее, глядя на улыбающихся девушек, слыша переливы их серебристого смеха, Бэлль поняла, что эта работа не такая мерзкая, какой она ей казалась вначале.

Но пока она не хотела об этом думать. Лучше завалиться на мягкую пуховую перинку, под тоненькое одеяло, и вспомнить о том, как холодно сейчас дома.

Бэлль надеялась, что посланная из Нью-Йорка открытка уже дошла до Энни и Мог. Этьен не позволил ей написать, куда она направляется, о ее дальнейшей судьбе, равно как и о том, что с ней произошло в Париже. Но, учитывая то, что Энни сама содержит бордель, они, вероятнее всего, догадаются о правде. Единственное, на что Бэлль надеялась, — они почувствуют, что она была счастлива, когда писала эту открытку. Ее тревога немного улеглась.

Девушка намеревалась, когда устроится здесь, написать домой подробное письмо, но пока была не уверена, стоит ли это делать. В конце концов, ее мать не может позволить себе приехать в Америку и забрать дочь, а даже если бы и могла, Марта обязательно настояла бы на том, чтобы она вернула все деньги, потраченные на Бэлль.

Еще Бэлль думала о Джимми. Ей так хотелось написать ему, поведать свою историю, но если она сообщит ему обо всем, он, возможно, захочет отомстить Кенту, а тогда уже его жизнь будет висеть на волоске.

Поэтому, поразмыслив, Бэлль решила, что, вероятно, будет лучше для всех, если она ничего не будет писать. Правда их только растревожит. С другой стороны, если она напишет, что работает продавщицей или служанкой, ей никто не поверит. В конце концов, никто не станет похищать человека, а потом обеспечивать его спокойной, приличной работой!

Бэлль уснула, раздумывая над этой дилеммой.

На следующее утро она проснулась в десять часов. Странно, но с улицы, казалось, не доносилось ни звука. Вчера вечером здесь было еще более шумно, чем на Монмут-стрит в ночь с субботы на воскресенье.

Бэлль так хотелось выйти на улицу и осмотреть окрестности, ведь она видела Новый Орлеан только из окна экипажа по пути из порта. Тогда тоже стояла тишина, поскольку было всего девять утра. Бэлль разглядела тележки, доставляющие провиант, дворников и служанок-негритянок, которые чистили пороги и натирали медные дверные ручки. Но ее поразило то, каким притягательным был этот старинный город. Этьен рассказывал ей, что район, который они проезжали, называется Французский квартал, потому что в далеком 1721 году первые двадцать домов здесь возвели французы.

Все здания располагались прямо вдоль улицы, ни перед одним из них не было дворика, как и у большинства домов с террасами в викторианском стиле на родине Бэлль, в Англии. Но эти дома отличались от викторианских: тут яркие креольские коттеджи со ставнями на окнах соседствовали с особняками в испанском стиле с изящными коваными балкончиками на верхних этажах, на которых буйно цвели растения. Бэлль мимоходом заметила красивые дворики, площади с лужайкой посредине, множество экзотических цветов и высокие пальмы.

Этьен рассказал ей также о том, что до 1897 года Новый Орлеан был опасным, населенным преступниками городом. Проститутки навязчиво предлагали свои услуги или стояли практически обнаженными на пороге публичных домов по всему городу. Поскольку Новый Орлеан является крупным портовым городом, сюда каждую ночь стекаются моряки всех национальностей, чтобы поиграть в азартные игры, выпить, найти женщину. Обычно все заканчивалось дракой. Уровень смертности от ножевых ранений и выстрелов был чрезвычайно высок, и в темных переулках валялось множество убитых и ограбленных людей. Естественно, что благонамеренные граждане, вынужденные воспитывать детей в подобном окружении, потребовали, чтобы были приняты надлежащие меры.

Выдающийся, уважаемый житель города Сидней Стори предложил план: оградить территорию в тридцать восемь кварталов в самом конце железнодорожной линии, за Французским кварталом, и сделать проституцию легальной. Таким образом, все городское зло осядет в одном месте и полиции будет легче за ним приглядывать. Законопослушные граждане с радостью проголосовали за этот законопроект, который положил бы конец присутствию шлюх и пьяных, буйных моряков рядом с их домами. Азартные игры и наркотические притоны исчезнут с глаз долой, и честным людям больше не придется бояться того, что жестокие преступления будут совершаться в богатых кварталах.

Сидней Стори профинансировал законопроект, и его утвердили. Новому району дали название «Сторивилль», но большинство людей продолжают называть его просто «Район».

Бэлль несколько удивилась, когда Этьен объяснил ей, каким этот город был до принятия законопроекта. Как это было похоже на Севен-Дайлс! Она так и сказала об этом Этьену, но призналась: несмотря на то что ее всегда окружали преступность и порок, она не осознавала этого, ее это никак не касалось, пока не убили Милли.

— Как это ни смешно, но именно те, кто чаще всех жалуются на порок и безнравственность, больше всего от них выигрывают, — криво улыбнулся Этьен. — Хозяева и работники магазинов, гостиниц, салунов, прачечных, извозчики, портнихи и модистки выживают исключительно благодаря гостям Района, которые именно за увеселениями и приезжают в Новый Орлеан. Даже местный совет, больницы и школы выигрывают от налогов, которые получают от Района. Но никто не любит говорить о своих грязных денежках.

Бэлль встала с кровати, подошла к окну и увидела место, которое добропорядочные жители Нового Орлеана хотели спрятать.

Ее спальня располагалась на четвертом этаже — небольшая, скромно обставленная комната, предназначавшаяся для горничной, совершенно не похожая на роскошные спальни девушек на нижних этажах. Окна выходили на железную дорогу, которая отделяла Бейсин-стрит от Французского квартала. Насколько поняла Бэлль, первой улицей Района стала именно Бейсин-стрит. Здесь располагались самые роскошные публичные дома, жили самые красивые девушки, предлагали самую лучшую еду, выпивку, развлечения. Чем дальше от центра Района и Бейсин-стрит, тем дешевле и грубее становились трактиры и публичные дома. В последнем квартале и на Робертсон-стрит вместо баров были низкосортные забегаловки, а шлюхи отдавались первому встречному за пару центов. Некоторые даже не могли позволить себе снять дешевую комнатенку.

Бетти рассказывала об этих дешевых борделях — нескольких крошечных комнатушках, где помещалась только кровать. Мужчины стояли в очереди на улице. Когда выходил один, заходил следующий. Бетти утверждала, что за ночь там обслуживали до пятидесяти клиентов. За этими девушками следили сутенеры, которые забирали бóльшую часть денег и часто избивали проституток, если те зарабатывали меньше, чем хотелось их хозяевам. О таких удобствах, как ванная и туалет в доме, они даже не мечтали. Жизнь у девушек была тяжелой, и многие находили утешение в спиртном и опии. Бетти говорила, что мужчины, которые использовали этих девушек, вели себя очень грубо, и никакой надежды на светлое будущее у этих проституток не было — большинство из них считали смерть счастливым избавлением.