Отдай мое сердце - Макс Фрай

– Да с удовольствием. Позвать Шурфа взглянуть на неизвестную ему древнюю рукопись – все равно, что двести раз кряду спасти ему жизнь, в промежутках угощая обедами. Теперь он будет моим вечным должником, а не твоим.

Шурф не дослушал мои объяснения; справедливости ради, правильно сделал, особой внятностью они не отличались. И ни слова в ответ не сказал, а просто появился в кабинете Джуффина. Вид у него был одновременно очень довольный, смертельно усталый и – не то чтобы по-настоящему встрепанный, но для него, пожалуй, все-таки да.

Не поздоровавшись с присутствующими, он сразу склонился над столом, на котором лежала Кеккина добыча. Почти незаметно поморщился; я очень хорошо знаю это выражение его лица, означающее высшую степень праведного негодования при обнаружении вопиющего непорядка в крайне важных вопросах. Например, когда в знаменитом шиншийском супе «Тысяча специй» их оказывается всего восемьсот тридцать одна.

– Бумага действительно довольно старая, – наконец сказал Шурф. – Навскидку ее можно датировать концом Хоттийской династии… ну, возможно, не самым концом, но совершенно точно второй половиной периода их правления. Впрочем, коллекционной редкостью она не является, в ту пору производили довольно много бумаги, качество у нее отменное, сохраняется прекрасно, так что запасов более-менее хватает на всех нынешних любителей старины. А вот что касается чернил, это стыд и позор.

Я посмотрел на него с интересом. Похоже, я не знаю чего-то очень важного о чернилах, их моральном облике и даже возможно, порочном влиянии особо беспутных чернил на написанный ими текст.

– Чернила современные, – с плохо скрываемой неприязнью пояснил мой друг. – Причем их даже не пытались обработать, чтобы создать хоть какую-то иллюзию старины. Взяли обычные сравнительно недорогие так называемые «вечные» тарунские чернила, какие можно купить, как минимум, в полудюжине лавок; о Сумеречном рынке уже не говорю. Не знаю, на что рассчитывал автор этой подделки, но даже мне, постороннему человеку, стыдно за него.

– А содержание? – нетерпеливо спросил Джуффин. – По сути там все верно описано, это я тебе сразу могу сказать. Меня интересует, сочинен текст нашим современником, или переписан со старого образца?

Шурф взял в руки бумаги и разглядывал их очень долго. То есть, секунды три. Насколько я его знаю, за это время он успел перечитать написанное раз пятьдесят.

– А вот это по-настоящему интересно, – наконец сказал он. – Похоже, второе. Ну или очень умелая фальсификация. Но я, пожалуй, даже не знаю, кто из ныне живущих специалистов способен достичь такого уровня достоверности. Так что текст, скорее всего, переписан из оригинального источника.

– Причем самой леди Шуманой Тамайхуни, – добавил Нумминорих. – Кроме нее и Кекки эти бумаги в последнее время никто в руках не держал.

– Вот как, – задумчиво сказал Джуффин. – Интересно, зачем ей?.. Ладно. Узнаем.

– Что касается текста, – добавил Шурф, – здесь, конечно, требуется гораздо более тщательная экспертиза. Но ряд синтаксических особенностей позволяет предположить, что перед нами фрагмент «Песни обо всем»[18] принца Аллоя, до сих пор никогда не попадавший в руки исследователей. Если я прав, это самое значительное открытие со времен находки оригинальной рукописи «Книги безумий». Оригинал обязательно надо отыскать!

Его глаза полыхали таким вдохновенным огнем, что мы не стали с ним спорить. Надо так надо. Пусть ищет. Кто ж ему запретит. А что этот грешный оригинал нужен не столько для его удовольствия, сколько в интересах следствия, бестактно было бы вот прямо сейчас напоминать.

– Если на этом все, я, с вашего позволения, вернусь в библиотеку леди Кумары Анамури. – сказал Шурф. – Макс оторвал меня от работы в очень интересный момент.

– Ты нашел там упоминание о Благословении Гэйшери? – обрадовался Джуффин.

– К сожалению, пока нет. Зато у нее обнаружилось уникальное издание «Теней неушедших»[19], с авторскими комментариями самого Мори Злопамятного, которые были изъяты при последующих редакциях – не то потому, что разглашают тайны, которых обычному читателю не следует касаться, не то просто по причине вопиющей непристойности некоторых оборотов. Даже мне показалось, что комментатор местами перегибает палку, хотя смутить меня, пожалуй, несколько трудней, чем убить.

– Ух ты! – восхитился я. – Перепиши эти комментарии для меня, пожалуйста.

– Чтобы ты выучил их наизусть и выкрикивал при каждой встрече, втайне надеясь, что однажды я выйду из себя и начну гоняться за тобой с топором и фермерскими заклинаниями для укрощения свирепых коз? Ладно, перепишу.

Вот что значит настоящий друг.

– У тебя Орден вконец не развалится, пока ты тайком читаешь непристойности по чужим библиотекам? – сочувственно спросил Джуффин. – Не то чтобы я буду безутешен, но Сотофа нам не простит.

– Этот грешный Орден не развалился за несколько столетий постоянного присутствия Нуфлина Мони Маха. Так что мое кратковременное отсутствие уж точно переживет, – надменно сказал Шурф.

– Похоже, Благословение Гэйшери отлично помогает от избытка ответственности, – заметил я.

– Кому как, – пожал плечами Джуффин. – По моим наблюдениям, каждый получает именно то, чего ему не хватает – не вообще, а вот прямо сейчас.

– О да, – с чувством подтвердил сэр Шурф. И исчез.

– А у меня только нюх еще сильней обострился, – уныло сказал Нумминорих. – Больше вроде никаких перемен. Сегодня это оказалось очень полезно, но все равно обидно. С другими вон что творится! А со мной – нет.

– Так это потому, что ты сперва решил, чем собираешься заниматься, а уже потом получил Благословение, – объяснил ему шеф. – Я имею в виду, у тебя к этому моменту была четкая цель, которой ты очень хотел достичь. И заранее беспокоился, вдруг ничего не получится. Поэтому Благословение Гэйшери подействовало именно на твое обоняние: ты сам так хотел. Это, кстати, объясняет, почему тебе удалось почти невозможное. Положа руку на сердце, я не особо верил в успех.

– И проиграли корону! – напомнил ему Нумминорих.

– Точно. Держи.