Любовь по Интернету, или Подари ему весь мир - Ольга Тарасевич

– Потом. Ты так и не рассказал мне про то, почему теперь на тебе вместо розового пиджачка и зеленых джинсов обычные стильные вещи и как именно ты попал к Коляну. А про проститутку Надю – особенно подробно.

– Подумаешь, Надя…

– Я подумаю! Я вот сейчас возьму и подумаю! Мне Колян говорил, что у тебя с ней любовь, и ты ради нее на все готов, и кроме нее тебе больше никто…

Андрей закрыл мне рот поцелуем. После чего его рассказ о том, что произошло, все-таки пришлось на полчасика отложить…

…Для отца, популярного драматического актера, и мамы, известной в свое время балерины, решение единственного красавца-сына поступать в школу милиции стало настоящей катастрофой.

– Какая-то милиция! Какие-то бандиты! Грязь, кровь! Опасность, в конце концов! Что ты себе думаешь? – бушевал отец и принимал позы высокохудожественного страдания, которые знала вся страна.

– Спокойно, все не так уж и плохо, – мама запила новость валокордином и распрямила свою и без того идеально прямую спину. Глядя на эту хрупкую женщину, никто никогда бы не поверил, что это она является настоящей главой семьи. Впрочем, она была не только сильной, но и мудрой женщиной, мастерски создававшей у мужа иллюзию, что все решения принимает он и только он. – Может, со временем мальчик получит и высшее образование, станет известным адвокатом. А это тоже искусство!

От искусства во всех его проявлениях Андрея тошнило. Может, потому, что он с ранних лет видел не столько его блеск, сколько изнанку.

Родители все время в разъездах. А если и дома, то это ничего особо не меняет. Многочасовые изматывающие тренировки мамы, отец все время в роли и с удивлением смотрит на собственного ребенка. А ради чего? Постоянные театральные сплетни, интриги, неискренность, пьянство. Успех? Он такой эфемерный, такой сиюминутный! Разве он стоит всех этих усилий? Разве он представляет хоть какую-то ценность? Да ведь весь этот мир, фальшивый и неискренний, вызывает одно-единственное желание: убежать из него.

Убегать было проще всего в книги. У отца имелась потрясающая библиотека. Сначала Андрей глотал тома про приключения мушкетеров, потом пришел черед Конан Дойла и Агаты Кристи, а советские детективы про доблестных милиционеров окончательно набили кашей плохо соображающую, еще почти детскую голову.

Тогда так казалось: в милиции работают честные и справедливые люди, которые оберегают покой мирных граждан, изобличают хитроумных преступников, жертвуют собой ради других. Милиционер – он благородный, как д’Артаньян, умный, как Шерлок Холмс, проницательный, как мисс Марпл. Ну и зовут его – майор Пронин, поправка на российские реалии. Все по-настоящему. И никакого театрального жеманства.

В годы учебы в этом, казалось, еще был какой-то смысл. На дворе стояли лихие девяностые, бандиты убивали друг друга и ни в чем не повинных людей, а милиции, растерявшейся в этих новых условиях, требовались новые кадры.

Вакансий тогда было – выше крыши, из милиции все бежали, кто в бизнес, кто в частные охранные структуры.

Но когда у тебя лицо, выхоленное генами театральной династии в третьем колене, то в трудовой книжке появляются все новые и новые записи. С оперативной работы погнали через полгода – вреда от Андрея было больше, чем пользы. С должности участкового милиционера пришлось увольняться самому – количество гражданок, жаждавших в отсутствие супруга провести профилактическую беседу в горизонтальном положении, серьезно угрожало устойчивости психики. Потом было спецподразделение при ГИБДД, эскортирующее на мотоциклах всяких важных почетных гостей. Оттуда тоже пришлось рвать когти, потому что у чиновников, разумеется, были супруги, домогавшиеся внимания самого красивого мотоциклиста. В конце концов почти двухметровую красоту Андрея упаковали в автомобиль управления наружного наблюдения, чтобы она по минимуму бросалась в одинаково внимательные глаза женщин и преступников. Но там стало совсем тоскливо, потому что слишком часто объекты наблюдения направлялись к вышестоящему милицейскому начальству. И толка от этого самого наблюдения не было уже никакого, только напрасно проезженный казенный бензин. Ситуация складывалась удручающая, не пришей собаке хвост. Вроде как есть специальность, а работать по ней невозможно. Тем более, с годами оставалось все меньше уверенности, что эта работа действительно хоть кому-нибудь нужна. От грустных мыслей спасали книги. Маринина с ее прямолинейной Каменской, Платова с роскошной, прямо-таки бархатной стилистикой, Донцова, светлая и легкомысленная.

А еще была Леночка…

Прохлопав сына в плане выбора профессии, мама Андрея решила костьми лечь, но не допустить подобного промаха в личной жизни. Как будто бы совершенно случайно на ужин все чаще оставалась Лена, хорошенькая мамина ученица. Глядя на ее хрупкую детскую фигурку, Андрей как-то забыл о своей неприязни к миру искусства. Леночка казалась такой искренней, она даже краснела, встретившись с ним взглядом. Почему-то все тверже становилась уверенность, что вот именно с этой девушкой все может быть правильно, по-настоящему, раз и навсегда. Не так, как у мамы, украдкой за кулисами целующей любовника, не так, как у отца, которого любовница несколько лет шантажировала самоубийством, а вся семья старательно делала вид, что не слышит вечных ночных папиных бесед по телефону…

Лена действительно отличалась от родителей, больше всего на свете любивших мишуру своего якобы искусства. Она с радостью бросила балет, поправилась на пять килограммов, что ей очень пошло, с радостью освоила приготовление блинчиков и пирогов. Но с тем же упорством, с каким мама до сих пор каждый божий день махала ногами у станка, Лена стала включать пилораму вечных упреков. Ей хотелось жить в отдельной квартире, ездить на роскошной машине, одеваться в престижных магазинах.

«Может, жениться на ней? Забеременеет, успокоится, будет меньше мне плешь есть?» – прикидывал Андрей, шалея от возрастающих аппетитов, вдруг обнаружившихся в хрупком миниатюрном ангеле.

«Я не хочу выходить замуж за неудачника», – заявила Лена.

Андрей испугался, что она уйдет. И больше ничего не будет – ее шаловливой многообещающей улыбки, с которой она ждала его из ванной; маленьких сапожек в прихожей, от вида которых почему-то всегда становилось теплее на душе; приготовленных ею тающих во рту блинчиков; ее капризов, в конце концов…

Тогда Лена никуда не ушла. Андрей обрадовался: все-таки любит. А она просто искала надежный запасной аэродром, чтобы надежно приземлиться. Сорок пять килограммчиков, рост сто шестьдесят три, тридцать пятый размер обуви. Поразительная предусмотрительность для детского тельца. Редкая неразборчивость? Или наоборот, разборчивость? Ее новый мужчина немолод, толст, лыс. Зато – дом на Рублевке, нефтяной бизнес, фото молодоженов во всех глянцевых журналах. Глаза Леночки на том снимке сияли ярче бриллиантового ошейника, стягивающего хрупкую шейку. Устраивать свою личную жизнь при приходящем к полуночи бойфренде-менте и его перманентно пребывающих в иных мирах родителях ей было совсем не сложно.

Выпив валокординчику, маменька изорвала весь имеющийся в доме глянец на мелкие клочки и стала приглашать к ужину очередную ученицу. Отец, уже выходивший из роли к тому времени лишь для того, чтобы уйти в запой, по-прежнему называл новую гостью Леной. А Андрей имени следующей кандидатки в спутницы жизни так и не запомнил.