Бронебойный экипаж - Сергей Зверев

Афанасьев снова полез, кряхтя и проклиная раненую ногу, в люк танкового тягача. Соколов приказал экипажу занять места и последним забрался на броню. Теперь все решала скорость. Бабенко включил фары, и «тридцатьчетверка» рванула в лес, набирая скорость. Присоединяя кабель ТПУ к разъему шлемофона, Алексей оглянулся назад. Тягач шел следом, не отставая.

— Руслан, связь с группой!

— Есть, связь!

Через несколько секунд послышался встревоженный голос сержанта-связиста. Соколов перебил его расспросы и срочно потребовал на связь Лациса. Майор оказался рядом. Видимо, эти сутки он ни на шаг не отпускал от себя связиста с коротковолновой радиостанцией. Не вдаваясь в подробности, Соколов потребовал перейти на резервную частоту.

— 77-й, я — Гнездо. Где находишься?

— Гнездо, говорю открытым текстом, пока немцы не перехватили связь. Задача выполнена! Повторяю, задача выполнена! Нас преследуют, прорываемся тем же маршрутом. Пока нет кольца, срочно готовьте прорыв. Времени «ноль», повторяю, времени «ноль».

— Удачи, сынок! — с явным облегчением отозвался майор.

Включив свет в башне, Соколов достал карту. Он хорошо помнил ту гнусную низинку, выбравшись из которой в прошлый раз заметил немецких мотоциклистов и понял, что им их не догнать. Бабенко сбавил скорость и развернулся, разворошив гусеницами мокрую землю, пошел по просеке. Тягач уверенно шел следом метрах в пятидесяти. Соколов снова выбрался в люк и сдвинул шлемофон с одного уха. Так и есть, ему показалось, что он слышит звуки моторов. И не только мотоциклы, кажется, и танки.

— Бронебойным! — крикнул он. — Руслан, внимательнее, стреляешь, как только увидишь цель. Всем задача стрелять во все, что шевелится. И только вперед. Огнем и гусеницами, только вперед, ребята!

Свет фар ударил в глаза, но реакция Логунова оказалась на высоте. Пушка выстрелила почти сразу. Фары погасли, полыхнули встречные пулеметные очереди, один за другим выстрелили прямо в лоб «тридцатьчетверке» две пушки. Соколов ощутил попадание в башню, болезненно вскрикнул Бочкин. Вскользь, выдержал, родной! Омаев стрелял не переставая, создавая перед танком сплошную завесу из пуль. Еще дважды выстрелил Логунов. Впереди на перекрестке немецкий грузовик и разбегающиеся немецкие солдаты в прыгающем красном свете чего-то ярко горящего. Удар корпусом, грузовик заваливается на бок, кузов трещит под гусеницами, танк переваливается через груду искореженного металла.

— Слева, разворот, Бабенко! Бронебойным!

Гусеницы роют землю, вырывая корни деревьев, кажется, еще одно попадание в корпус, и тут же выстрел Логунова. Болванка почти в упор с тридцати метров прошивает броню немецкого танка, и тот вспыхивает, освещая все вокруг. Взрыв баков, бешеный пулеметный огонь Омаева.

— Разворот, вправо! На 180. Осколочно-фугасным…

От бронетранспортера полетел в разные стороны металл, остатки машины отбросило на деревья… Кажется, все… Вперед! И снова гонка по просеке, снова Бабенко каким-то чудом объезжает пни и поваленные стволы деревьев. Соколов оглянулся назад. Афанасьев повторяет все движения «семерки» и тоже объезжает препятствия. Еще немного, только бы продержаться еще минут тридцать. Не успеют немцы перебросить в лес много сил, чтобы остановить нас. А мотоциклы и бронетранспортеры — это не так страшно. Лишь бы майор успел подготовить отход группы. Убедить бы его уходить сейчас, а мы бы прорывались сами, нам легче. Да только не уйдет Лацис без нас. Не станет он этого делать. Он должен выполнить приказ, чего бы это ни стоило. И снова вперед, снова в темноту лесной просеки.

Опять фары, но эти не успеют. Логунов выстрелил, не дожидаясь приказа. Пули бьют по броне как горох. Снова вспышка пушечного выстрела, осветившая пространство вокруг. Это последняя просека, по которой немцы могли пробиться в лес с тяжелой техникой и остановить дерзкий экипаж. Дальше таких не будет. Только бы пройти здесь.

Фугасным, Логунов, фугасным! Выстрел, башня наполняется дымом от сгоревшего пороха, Логунов и Бочкин кашляют, отхаркиваясь, но снова заряжают, и снова выстрел. Черт, вентилятор не сработал! Алексей уперся плечом и открыл верхний люк. В башне нечем дышать, но Логунов снова стреляет. Вот и просека… Что-то ударило по шлемофону, но боли нет… не важно.

Просека, справа видны фары, неужели еще танки? Бабенко выскакивает на просеку и тут же разворачивает машину пушкой к врагу. Выстрел, второй, третий. Есть два попадания. У немцев затор, горит танк, бронетранспортер попытался объехать колонну и завалился в яму у дороги. Удар, «семерка» вздрогнула как от боли и… закрутилась на месте. Скрежет порванной гусеницы, ведущий каток справа вращается как бешеный вхолостую без нагрузки. Все! Соколов заскрипел зубами.

— Бабенко, разворот вправо и встаем! Пропускаем тягач. Всем огонь, Бабенко, из машины! Пусть капитан уходит, скажите ему!

Пули ударили в поднятую крышку люка. Соколов смотрел, как механик-водитель подбежал к тягачу и, размахивая руками, принялся что-то кричать. Афанасьев высунулся было из люка, потом сплюнул, развернул свою машину и встал за «тридцатьчетверкой».

— Уходи, капитан! — заорал Соколов. — Уходи!

— Прыгайте и поехали! — орал в ответ Афанасьев.

— Башня… твою мать! — со стоном произнес Логунов. — Нет доворота… Заклинило…

И тут в переднюю часть башни ударило так, что «тридцатьчетверка» откатилась на несколько метров назад. Снова вскрикнул Бочкин.

— Коля, что?

— Нормально… рука…

Алексей понял, что им уже не сдержать немцев огнем. Доворота башни не хватает для обстрела нужного сектора. Немцы быстро поймут, что если взять правее, они будут вне досягаемости пушки поврежденного русского танка. «Прости, — прошептал Алексей и прижался лбом к холодной крышке люка. — Ты спасал нас столько раз, мы спасали тебя. Пришло время, прикрой в последний раз, друг… А мы тебя не забудем… Прощай!»

— Все из машины! — крикнул Алексей.

— Как? — не понял Логунов. — Ты что, командир!

— Все из машины! Я приказываю! — крикнул Алексей, но потом добавил тихо: — Надо, Василий Иванович… надо.

Соколов помог спуститься Бочкину, прижимавшему к груди левую руку. Омаев с пулеметом залег за пнем и продолжал сдерживать немцев. Логунов стрелял фугасными снарядами, освещавшими лес каждым взрывом на сотню метров вокруг. Подбежав к тягачу, Алексей снял из крепления канистру с бензином и забрался на «семерку». Он вылил содержимое на воздушные фильтры двигательного отсека. Еще выстрел, и из танка вылез Логунов с гранатой в руке.

— Уйди, я сам, — попросил он, в темноте на глазах танкиста блеснули слезы.

Омаев перебежал просеку, на секунду остановился рядом с командиром, все понял и, кивнув, побежал к тягачу занимать позицию. Бочкин уже сидел сверху, а Бабенко пытался перевязать ему кисть руки. Логунов стоял как во сне, потом злым рывком выдернул чеку из гранаты, бросил ее на мотор танка и побежал догонять тронувшийся тягач. За спиной раздался взрыв. Потом огонь разгоравшегося пламени, потом взорвался бензобак. Соколов стоял на коленях на брезенте тягача и смотрел, как горит «семерка». Раненый друг умирал, сдерживая врага только своим присутствием. Им не обойти его, пока он горит. Он железной грудью встал, защищая свой экипаж… Прощай, друг…