Клиника жертвы - Мария Воронова

Так хотелось обнять ее, целовать… Хотя бы взять за руку, чтобы она почувствовала – больше не надо сражаться в одиночку. Есть верный друг. Но он боялся испугать Кристину, вдруг она примет его искренний порыв за обычное мужское желание?

– Только не домысливайте всяких ужасов! А то вы смотрите на меня такими глазами, что мне становится себя очень жалко, – хмыкнула Кристина. – Нет, Владимир Валентинович, я даже в юности не была нежной фиалкой. Можно было бы поинтересничать и заявить, что неудачная попытка породила во мне страх перед семейной жизнью, но это неправда. К своим нынешним взглядам я пришла не сразу. А тогда я еще верила в любовь, полагая, что моя неудача – всего лишь частный случай и нисколько не характеризует мужской популяции в целом. Были у меня романы, как у всех женщин, мечтающих о счастье. Жаловаться не на что, никто меня больше не бил, не бросал, не обманывал… Я вас еще не сильно утомила своими откровениями?

– Нисколько!

– Тогда потерпите еще немного, капраз, хорошо? Уж начала исповедь, надо закончить. Видите ли, я воспитана так, чтобы «и в горе и в радости». Так жили мои родители, и бабушка с дедушкой, и я мечтала так прожить. С детства знала, что муж с женой одно целое. И дается тебе навсегда, как родители, например. Не скажешь же маме – я тебя больше не люблю, пойду найду себе новую. А то, что мне предлагала судьба, было совершенно из другой оперы. Посмотришь, он как бы и любит, но это такая любовь, как к новой машине. Выбирает меня, как некий аппарат для комфортной жизни. Впрочем, что я вам рассказываю, сейчас мужики что машину покупают, что жену выбирают, принцип один! – Кристина фыркнула. – Да еще и тест-драйв норовят устроить. Давай, мол, так поживем, посмотрим, подходим мы друг другу или нет. Спасибо, не надо!

Вздохнув, Нейман осушил свой бокал и налил еще.

– Я понимаю, о чем вы говорите. Любовь становится предметом потребления, вы это имеете в виду?

– Не знаю, – отрезала она. – Я не обобщаю, просто рассказываю вам свою историю. Про своих ухажеров я чувствовала, что от них в любую минуту можно ждать предательства, а для меня семья и предательство две вещи несовместные, вот и все. Самый смешной парадокс моей жизни заключается в том, что, не приемля предательства, я сама его и совершила.

Нейман посмотрел на нее с удивлением.

– Да-да. Ведь мой жених не отказывался от меня. Мы дали друг другу обещание быть вместе всегда, а раз начали жить как муж и жена, то уже связали свои судьбы. А раз я хочу, чтобы меня не оставляли ни при каких обстоятельствах, то и сама не должна была убегать. Получается, я дезертирша. Или дезертирка, не знаю, как правильно.

– Нет, Кристина, вы ошибаетесь. Дезертир – это тот, кто струсил перед лицом врага. А он не был вашим врагом. Это был чужой человек, притворившийся влюбленным, вот и все.

– Вы так думаете?

Лицо Кристины словно просветлело, и сердце Неймана сжалось. Боже мой, неужели она в самом деле чувствует себя виноватой? Что же делать, если самостоятельная, даже самодостаточная женщина с высшим образованием переживает из-за таких дремучих предрассудков? Слава богу, она в свое время сделала правильный выбор, но до сих пор терзается, считая, что спасти семью было важнее, чем спасти себя. Бедные женщины… Пока они так думают, вся его борьба против семейного насилия – все равно что попытка вычерпать Тихий океан с помощью детского ведерка для песочницы.

– Это вы потому так рьяно агитировали меня за разводы и предлагали уничтожение некачественных мужей? – усмехнулся он. – Не только меня, но и себя убеждали? И совершенно правильно делали! Я вот что вам скажу, Кристина: у любого человека есть неотъемлемое достояние – чувство собственного достоинства. Если кто-то покушается на это ваше чувство – он вас предает. А кто вас предал, тот вам никто: ни друг, ни враг, ни любимый. Пустое место. Вот и вся механика.

– Как у вас все просто.

– Как же иначе? Если во время боя сидеть, да размышлять, да мучиться, живо пойдешь ко дну.

Кристина поднялась, чтобы убрать со стола. Нейман любовался, как это у нее ловко получается. «Античность-FM» транслировала какое-то слабое мяуканье, выдавая его за новый хит.

Он прошелся по комнате, уже смелее ее разглядывая. На полке стояло несколько безделушек, среди них фарфоровая балерина. Точно такая же была у его бабушки. Добрый знак?

Он поискал в эфире, пока не поймал тягуче-сладкую мелодию.

– Разрешите?

Она вложила свою руку в протянутую ладонь. Как приятно было чувствовать легкое прикосновение ее тела… Оба оказались неважными танцорами, так, покачивались в такт музыке. Ему очень хотелось, чтобы Кристина склонила голову ему на грудь, но она точно выдерживала дистанцию.

– Спасибо вам, дорогой Владимир Валентинович, – тихо сказала она.

– За что?

– Вы будто вытащили у меня занозу…

Он немного увереннее расположил руку на ее талии.

– Кристина… – И, потянувшись к ней, осторожно коснулся губами ее виска.

Она резко выскользнула из его рук.

– Вы забываетесь, Владимир Валентинович!

– Кристина, послушайте…

– Не хочу слушать! – Она прищурилась и поджала губы. – Из уважения к вам я готова вынести этот инцидент за скобки, если вы обещаете никогда больше так не делать. Обещаете?

– Нет, не обещаю. – Нейман жалко улыбнулся. – Вы мне очень нравитесь, Кристина. Я влюблен… Да вы сами видите, что тут говорить.

Она тяжело вздохнула и отошла от него подальше.

– Владимир Валентинович, не думаю, что нам стоит развивать эту тему. Ход ваших мыслей мне ясен. Вы холосты, я одинока, почему бы не разнообразить наш досуг, верно?

– Нет, не верно! Вы меня извините за глупую цитату, но я старый солдат и не знаю слов любви!

Кристина невольно фыркнула, и Нейман, воодушевленный, продолжал:

– Я не сумею передать на словах то, что чувствую к вам, Кристина. Но на мою руку и сердце вы смело можете рассчитывать! – вдруг выпалил он.

– О? – Она неопределенно шевельнула бровью. – Следует ли понимать, что вы делаете мне предложение?

– Да, делаю! – У него словно тяжесть с души свалилась.

– Спасибо, Владимир Валентинович. – Кристина села, ссутулившись и обхватив ладонями виски. – Я чувствовала, что нравлюсь вам, но предложения никак не ожидала. И не могу его принять.

– Но я не прошу ответа немедленно. Я ведь еще не ухаживал за вами, и вы не думали обо мне, как о потенциальном муже…

– Это не важно. Я очень уважаю вас, очень ценю вашу дружбу и, наверное, могла бы полюбить. Но любовь любовью, а борщи еще никто не отменял. Мы же не можем каждый день заказывать пиццу!

– Почему – не можем?

– Владимир Валентинович, моя жизнь уже сложилась. Хорошо ли, плохо ли, но сложилась. Я много работаю, причем работа отнимает у меня не только время и силы, но и душу. Пусть это звучит высокопарно, но я всю себя посвящаю работе и не смогу уделять вам того внимания, которое муж вправе требовать от жены. Пусть я полюблю вас так же искренне, как сейчас уважаю, но это не заставит меня подать вам обед из трех блюд. Еще раз благодарю за оказанную честь, но я в принципе не готова к замужеству.