Далекие королевства - Аллан Коул

Спустя две ночи, когда мы поднялись еще выше по реке и она начала мелеть и сужаться, принимая в себя многочисленные узенькие ручейки, спадающие с холмов, наблюдатели были замечены вновь. На этот раз их видели сержант Мэйн, один из солдат и один из прибрежников. И вновь всадники ничего не предпринимали, просто сидели на лошадях, а затем исчезали. Кассини настаивал на том, чтобы задать призракам магический вопрос: что означает их присутствие — добрые или злые намерения?

— Задать вопрос, — пробормотал Янош. — Умно, ничего не скажешь. Как бы они нам его не задали, да так, что и отвечать будет некому.

Заклинание Кассини ничего бы не дало. Да и вообще он считал, что наблюдатели не что иное, как природная иллюзия — необычная разновидность миража. А Янош все время сомневался — то ли это иллюзия, то ли нет; если не считать того мертвеца на дне ущелья, ни у одного из наблюдателей не было замечено лиц или открытых частей тела. Казалось, что доспехи надеты на невидимок.

Кассини же повел себя, на мой взгляд, с опасным высокомерием. На следующий день он отыскал самый высокий в округе холм и с его вершины, размахивая факелом, произнес молитвы и юридические формулы, утверждающие права Ориссы на эти земли. Не думаю, чтобы кто-нибудь из местных жителей или духов воспринял бы это всерьез. В те времена никто из ориссиан, даже воскресители, нигде не допускали столь нахальных выходок. Настоящая же церемония, состоящая из молитв, а затем высевания семян, привезенных из нашей страны, имела своей целью сообщить местным существам, как физическим, так и невидимым, о заявлении прав Ориссы и ее жителей на эти земли. И сводилась церемония к просьбе, больше, правда, выглядевшей требованием, чтобы все существа данной земли пользовались уважением и защитой юридических и воскресительских законов Ориссы. Только в этом случае все считалось законным.

Я всегда считал эту церемонию неумной и от души рад, что ныне, когда путешественники из Ориссы много разъезжают по миру, она совсем забыта. А уж в этой необычной стране, с ее магией, неизвестным населением и призрачными наблюдателями, такая церемония, на мой взгляд, выглядела уж совсем неуместной. Но ни я, ни Янош ничего не сказали. Если бы я запретил Кассини совершение подобных церемоний здесь или в другом месте, он по возвращении в Ориссу наверняка сообщил бы о моем поведении Совету воскресителей. А уж те нашли бы, как растолковать такой приказ Антеро. Так на меня свалилась еще одна проблема.

Важничание Кассини, несмотря на его удачное представление с контрзаклятием, раздражало всех. Похоже, он вообразил, что является фактическим руководителем экспедиции, а стало быть, обязанность каждого — следить за тем, чтобы их воскресителю было удобно, чтобы он был вкусно накормлен и защищен от всех невзгод. А поскольку тяготы нашего путешествия все возрастали, я поймал себя на мысли, насколько я был бы счастливее, обходясь в моем открытии без милостивого покровительства воскресителя, и насколько бы стало веселее, если бы по воле случая с Кассини произошла какая-нибудь мелкая неприятность, выводящая его из строя.

Река все мелела, начали попадаться бочажки и топи. Вскоре мы наткнулись на живописное озерцо, из которого с журчанием выбегал ручеек.

— Мы прошли вдоль всей реки от устья до истока, — заметил Янош. — Не удостоимся ли мы по этому случаю, о воскреситель, какого-нибудь особого благословения?

Кассини криво улыбнулся, но ничего не сказал. Если остальные члены нашего отряда попросту старались избегать Кассини, то у них с Яношем дело дошло уже почти до открытой вражды. К счастью, оба они понимали, что не дело затевать вражду на чужой земле, в пути, но я опасался, что серьезной стычки не миновать после нашего возвращения.

Этой ночью мы расположились лагерем у истоков ручья. Мы с Яношем обсуждали, как двигаться дальше. На карте наблюдателя эти утомительные лиги по глухим холмам и долинам ничем особым отмечены не были. Пользуясь двумя пройденными ориентирами, указанными на карте, мы с помощью компаса наметили направление, которое, по нашему убеждению, должно было привести нас к следующему ориентиру. Я неожиданно открыл в себе скрытый талант: мне понравилось разбираться в картах и рисовать их. Я очень внимательно отнесся к прокладыванию дороги в этих далеких землях, так что, если бы нам пришлось вынужденно возвращаться, я думаю, мы без труда вернулись бы в ту же самую точку, не блуждая, как мы это делали ранее, попадая то в топь, то в тупиковый каньон.

После ужина меня отыскал старший проводник и сказал, что прибрежникам дальше заходить не полагается и что завтра они и вьючные животные отправляются назад, к берегу. Я чуть не вышел из себя, но сдержался, чему был рад. Я сказал ему, что вообще-то мы договаривались, что они будут с нами все путешествие, которое к тому же только началось. Это неправда, сказал он. Они соглашались идти с нами до края света. А это место, где река прекращала свое течение, как раз и было краем. Ну хорошо, сказал я, а что же там, дальше? Вон те заросли деревьев, они где? Он пожал плечами. Ответ был очевиден. Для него это был другой свет, другой мир, поскольку, по твердому убеждению, этот мир заканчивается у этого ручья, а непознаваемый тот мир принадлежит другим племенам и народам. Он улыбнулся и сказал, что не сомневается в благосклонности этих племен к таким людям, как мы. И добавил, что там мы найдем новых носильщиков и вьючных животных.

Завязался спор, в котором я быстро отставил в сторону соображения морали, упирая на материальную выгоду. Очевидно, сказал я, до сей поры по недоразумению присутствовало взаимное непонимание по этому вопросу. Я откровенно предложил проводнику не только возможность прославиться среди собственного народа и даже дальше, вплоть до моей отчизны, но и богатство. Я удвоил его ставку и еще сказал, что по завершении экспедиции, вернувшись на Перечное побережье, они будут иметь возможность по собственному выбору взять любое наше оружие или одежду. Это предложение вызвало интерес, но проводник печально сказал, что все равно решиться трудно. Очень, очень трудно. Я предложил, чтобы Л'юр и его моряки, перед тем как мы отправимся домой, построили бы прибрежникам новые и более удобные жилища. А если мне удастся благополучно добраться до Ориссы, то в первом же торговом рейсе я заеду к ним и привезу из дому богатые подарки. Но он продолжал покачивать головой: очень, очень трудно. Я предложил редкие ориссианские специи, от которых вкус рыбы будет просто потрясающим. В глазах промелькнула заинтересованность, а затем опять: извините, но по-прежнему очень, очень трудно решиться. В доказательство моих намерений я достал из сундука и раздал каждому проводнику по две золотые монеты. Они были очень благодарны. Но… «Надо подумать… Возможно, если мы согласимся пойти дальше… но нет, это очень, очень трудно». А если новые сети и новые лодки для рыбаков? Прекрасно, но все равно очень трудно. А вы только представьте, как ваши жены, наложницы и дочери будут выглядеть в наших ярчайших и тончайших шелках. А?

Закончил я с этим делом только после полуночи. Прибрежные люди уединились обдумать предложения. Наконец их предводитель сказал:

— Вы оказали мне… нам великую честь. Черная Акула с присущей ему мудростью разглядел в вас ценного друга.