Тропой памяти - Людмила Евгеньевна Пельгасова

за дверью, так и не успев ответить. А еще через мгновение услышала окрик: «следующий!»

Первым, что увидела переступившая порог Шара, была плоская жестяная кружка, которую сунул ей в руки толстый орк в простой рубахе. От резкого, чуть кисловатого запаха оригхаша немедленно защипало нос — теперь понятно, что за дух витал в этом помещении ранее. Точно в бочках не таингур!

— А… э… и че с этим делать? — осторожно поинтересовалась лучница, взвешивая кружку на ладони.

— За шиворот себе вылить, пхут-тха! — рявкнул разливала, — пей быстро и выметайся, только тебя и ждут!

— А… — Шара еще раз принюхалась и сглотнула с отвращением, — можно… не надо? Может, и правда, за шиворот лучше, а? — она заискивающе посмотрела на толстяка, но тот не оценил:

— Ты будешь пить или нет?! — рассвирепел он, — вот цапнет тя Шелоб, вспомнишь тогда дядьку Пильхака, да! Пей быстро!

Пришлось подчиниться. От единственного глотка дыхание перехватило так, будто на шею аркан накинули. Смахнув рукавом выступившие слезы, девушка бросилась к выходу, где уже ждали все причастившиеся огненного зелья. От Бронзовых Врат до ущелины сбегала насыпь каменной крошки, миновав ее, стрелки в сопровождении десятка погранцов оказались перед рукотворной каменной стеной: гранитная плита толщиной в добрый локоть перегораживала ущелину в наиболее узком месте наподобие двери. Да, собственно, это и была дверь, отделяющая Кирит-Унгол от внешнего мира. Двое ребят покрепче с натужным пыхтением сдвинули плиту, почти на локоть отворив проход к пещерам, в то время как стрелки, повинуясь безмолвному приказу Лугдуша, рассредоточившись полукольцом, заняли позиции для стрельбы. Глядя поверх тетивы на то, с какой опаской и неторопливой осторожностью пограничные стражи один за другим протискиваются на ту сторону, Шара ощутила укол тревоги. Там что-то есть… и вовсе не несчастные тарки, запертые в пещерах. С крепостной стены лучнице случалось подолгу разглядывать и горло ущелины, перекрытое каменной дверью, и дальнюю стену, зияющую вдалеке провалами пещер, но никогда не замечала на обозреваемой территории ни малейшего движения. Даже птицы не подлетали близко к ущелине, хотя неподалеку гнездились два семейства пестрых ястребов-чаташ. Вблизи ущелина оказалась такой же тихой и пустынной, как и издали. Ничего особенного… Просто яма… просто пещера… просто. Для подстраховки послали, хе! Но Лугдуш, проводив взглядом последнего скрывшихся в пещере воинов, сотворил охранный жест и тихо произнес:

— Теперь ждать. Всем оставаться начеку, если что — бить по глазам… Ну, сами знаете…

Это была первая фраза, произнесенная командиром стрелков за воротами заставы. Шаре ужасно хотелось задать вопрос, но тишина повисла вновь, да такая жуткая, что нарушить казалось еще более страшным делом. Пальцы затекли на тетиве, из-под век напряженных глаз текли слезы — не вытирать, только смаргивать…вот так. Потянулись минуты.

Когда откуда-то сверху рухнул иртха с безумным взглядом, то от участи мешка для лучных тренировок его спасла лишь скорость реакции Лугдуша: раньше, чем кто-то успел бы пальнуть на шум, командир лучников схватил незнакомца за шиворот рубахи и отволок подальше, где и уточнил некоторые детали столь неожиданного и эффектного появления:

— Ты че тут, пхут-тха, забыл?! Че те тут, игрушки что ли?!

— Парень один пропал, слышь…

— Из караульных?

— Ну! Остальные говорят — в пещеры полез, типа проверить, как там тарки эти…

— Н-наркунгур! — по голосу Шара впервые слышала, чтобы Лугдуш был в таком бешенстве. — А ты куда смотрел, мать твоя ящерица?!

— Дык я… — забормотал тот, второй, оправдываясь, — откуда? Лугдуш… ты это… надо ж его вытащить тоже, а? Лугдуш…

— Четыреста тридцать восемь зим я Лугдуш! — дежурно огрызнулся в ответ сутулый иртха, но по тону чувствовалось, что мысли его приняли совершенно иное направление, нежели вначале разговора. — Надо, пхут-тха… Ладно, давай вали до своих, разберемся…

Погранец еще что-то говорил, видимо, оправдывался, и слинял только после второго посыла.

Медленно сужая полукольцо, бойцы приблизились к черному зеву пещеры. Стрелки немедленно заняли место за их спиной, создав такое же полукольцо. Один из погранцов, оказавшийся ближе всех ко входу, несколько мгновений прислушивался, после чего просигналил жестом: «все тихо». Лугдуш точно так же, жестами раздал команды, и пятеро мечников и двое покинувших строй стрелков шагнули в темноту. Прочие не двигались. Прошла минута, две… три… Шара обратилась в слух: теперь она слышала даже похрустывание собственных суставов и биение крови в висках. В какой-то момент ей показалось, будто где-то очень глубоко под землей нечто скребет по камням, но звук стих столь же неожиданно, как возник. Напрягать одновременно зрение и слух оказалось делом невозможным, поэтому девушка на мгновение прикрыла глаза, слегка ослабив при этом тетиву анхура, и прислушалась вновь. И тут…

Скрежет неповоротливой костяной туши, приглушенные крики и топот сапог послышались совсем рядом. В проеме пещеры мелькнуло что-то белесо-серое, крики раздались ближе и громче, но теперь в них не было прежнего ужаса, и, вторя этим голосам, грозно запела тетива, послышалось клацанье стрел, нашедших цель.

— Бить выше голов! — рявкнул Лугдуш, уже не понижая голоса, во всю мощь легких. — По глазам ее, по глазам!

Не успела лучница сообразить, как это «выше голов», но «по глазам», как из пещеры выскочил стрелок, на ходу выдернул из колчана стрелу и замер у входа в стойке. Сразу за ним из темноты показались двое погранцов, на плечах они тащили какой-то липкий мерзкого вида сверток, за ними — еще двое, с безжизненным телом иртха, ноги которого волочились по земле. Парень у входа быстро обернулся к Лугдушу:

— Еще не все, Хузгат с Уфтхаком остались.

— Понял, — кивнул тот, — пока не стрелять!

Бесчувственное тело пострадавшего водрузили на плащ и быстро понесли в сторону ворот. Вонючий и липкий сверток свалили возле стены — не до него сейчас! — все взгляды были прикованы к черному провалу, из которого вдруг показалась пара суставчатых ног и бочкообразное тулово в шишковатых наростах. Отдаленно неведомая тварь напоминала помесь паука и краба, только фасеточные глаза светились как гнилушки.

— Пхут-тха! — выругался сквозь зубы Лугдуш, и сделал шаг вперед, бешено вращая глазами. — А ну пошла назад! А, на хрен… Огонь!!!

Тварь нерешительно замерла на пороге, видимо, дневной свет был ей неприятен. Однако вскоре она сообразила, что есть вещи и похуже: одна из стрел влетела в середину морды, чуть пониже стебельчатых глаз, туда, где у пауков обычно находятся жвала. Пока чудовище дергало лапой в попытках вытащить застрявшее древко, прямо под хитиновым его брюхом проскочил остававшийся в пещере Хузгат, а следом за ним прополз замешкавшийся Уфтхак. Лучник у входа на всякий случай влепил в тупую морду еще одну стрелу, чем и отвлек