Офицерская баллада - Тимур Максютов

И вышел, не дожидаясь ответа.

Марат вошел в прихожую, принялся сдирать сапоги. Из гостиной выглянул лохматый сосед-зенитчик:

– О, откинулся! Совсем отпустили или как?

– Сбежал, – Тагиров попытался скорчить зверскую рожу, – перегрыз решетку и придушил пару конвоиров. Ты лучше спрячься, а то я всех свидетелей – того…

Лохматый засмеялся:

– Шутишь – это хорошо! Значит, насовсем. А пол стакана «чамбура» спасут нечаянных свидетелей от кровавой расправы?

– Наливай, а там посмотрим. Я сейчас. Позвонить надо кое-куда. Тагиров дождался, когда закроется дверь в гостиную, и набрал номер. Соединили сразу.

– Капитан Доржи у аппарата.

– Привет, это Тагиров.

Монгол помолчал. Осторожно спросил:

– У тебя все нормально? Ты откуда звонишь?

– Да все путем. Разобрались, выпустили. Слушай, я что хотел сказать… Когда ваша делегация по генеральскому люксу ходила… Помнишь, мы с тобой покурили в коридоре у картины с Брежневым, а потом пошли всех на выход звать?

– Ну и что?

– А то, – сказал Марат, – что в спальне торчали Басан со своим водителем. И водитель на карачках ползал возле кровати. Под которой я потом бомбу нашел.

– Ну дела-а-а, – протянул Доржи. – Слушай, ты сейчас мне очень помог. Даже не представляешь как! Тут у меня торчит комиссия из Улан-Батора, расследующая это самое покушение на Гуррагча. Весь мозг уже выели: «Где зацепки, где идеи…». А твоя информация многое проясняет. Спасибо тебе, серьезно. Я твой должник. Только очень прошу тебя: никому об этом. Ни слова.

– Почему? – удивленно спросил Марат, – я хотел завтра нашему особисту рассказать.

– Не надо! – с нажимом сказал Доржи. – Есть основания полагать, что среди офицеров советского гарнизона есть… Ладно. Это не по телефону. Спасибо и удачи!

Гудки. Тагиров подивился тому, как резко Доржи оборвал разговор. Повесил шинель, прошел в гостиную. Слоями плавал табачный дым, бормотал телевизор на тумбочке. Вместе с соседями по коммуналке было человек шесть; ребята поднимались из-за стола, пожимали руки, хлопали по плечу. Марат никого близко не знал из гостей, но их радость была вполне искренней. И от этого чувства солидарности, настоящего офицерского братства становилось легче на душе.

Марат уселся на продавленном диване – пружины застонали очень знакомо. Черт, сейчас лучше не вспоминать… Принял стакан из рук лохматого, спросил:

– По какому поводу сабантуй?

– Да вот, – Артур махнул на экран, – вывод из Афгана отмечаем. Пьем за ребят. Я там с четвертого по шестой год пылил, в рембате 108-й мотострелковой дивизии, в Ваграме. А Станислав – в Кабуле, в полку связи.

Тагиров пригляделся. Старенький телевизор показывал черно-белую картинку: бронетранспортеры идут через зарешеченный, как окно тюремной камеры, мост. На броне – ребята с усталыми, обветренными лицами.

– Ну, третий тост, – проговорил Артур.

Молча выпили, захрустели нехитрой закуской – нарезанным луком, – заскребли вилками по вскрытым консервным банкам.

– А нас по указу Горбачёва еще в восемьдесят шестом году вывели, – сообщил лохматый, – тогда все зенитно-ракетные полки из Афганистана убрали. Я всего четыре месяца зацепил.

Ребята продолжали говорить, сыпали названиями афганских гарнизонов и номерами войсковых частей, вспоминали общих знакомых, смеялись над каким-то Саввой из кабульского госпиталя. Марат допил самогон, не дожидаясь тоста, молча протянул стакан лохматому – тот кивнул, налил еще половину.

«Они никогда не вспоминают войну, как ее описывают в кино, – подумал Марат. – Никаких боев, подвигов и горящих колонн, попавших в засаду. Только как на рынке у “духов” водку покупали, как за девчонками с узла связи ухлестывали… Как жили. Потому, наверное, что война для нас – это просто работа. И жизнь».

Тагиров откинулся на спинку дивана, закурил. Вздрогнул: в разговоре упомянули Дундука. Лохматый рассказывал:

– Пришел на батальонное совещание, попрощался. Удивительное дело, даже извинился. Говорит, мол, «если кого обидел – простите, служба у меня такая, партийно-политическая. Нужна бдительность, от так от». Всех обошел, руки пожал. Сказал – с концами, из отпуска уже не вернется в Монголию.

– И куда он? – поинтересовался Артур.

– Не говорил. Но в штабе трепались: мол, выбил себе перевод на Кубу.

– Здорово! – восхитился Артур. – Океан, пляжи, мулатки. Курорт.

– Да ни фига, – подал кто-то голос, – жарища, духота, полгода – дожди. И с выпивкой напряги.

– А нашим туда попасть ох как трудно. Из вояк – только мотострелки, береговая артиллерия и военные советники. Из гражданских – строители, инженеры. Ну, еще летчики Аэрофлота прилетают на денек. А, и торговые моряки, конечно.

– Эх, морякам хорошо-о-о, – протянул, жмурясь, Артур, – деньги лопатой гребут, командировочные в настоящей валюте, товар любой везут в Союз, даже автомашины! У меня дядька, майор запаса, как на пенсию ушел – в Черноморское пароходство устроился.

– А что, – сказал лохматый зенитчик, – нам надо всем кагалом из армии свалить – и в торговый флот. Я вот хорошим электромехаником могу. И по навигационным приборам, и любой радиолокатор – пожалуйста.

– А я любой дизель – как свои пять пальцев, – обрадовался Артур.

Ребятам понравилась игра, все загалдели наперебой:

– Не, я только в коки! Там жратва – мама не горюй.

– А Стаське палубу драить – и то не доверят…

– Комсомол, тебя кем пристроим?

– А Тагирову лучше всех: он первым помощником капитана пойдет, на эту должность армейских берут с превеликим удовольствием! – авторитетно заметил Артур. – Там зыко: вахту стоять не надо. Прочел разок в день политинформацию – и дрыхнуть в персональной каюте. Вот соберем экипаж – и рванем на Кубу!

Ребята засмеялись. Марат молча встал, пошел к себе. Уже закрывая дверь, услышал за спиной:

– Любовь у него туда с Дундуком уехала, понял? Чужая жена. Теперь никогда не увидятся.

– Да уж, половина глобуса – это тебе не на «вертолетку» к подружке сбегать…

Тагиров, не раздеваясь, ничком упал на койку. Уткнулся в подушку. Вспомнил почему-то завернутого в наволочку мертвого младенца, цифру «два», буквы «с», «л» и «в»… Вздрогнул, сбросил подушку на пол и положил голову на руки.

* * *

Начальник базы кивнул Морозову:

– Садись, подполковник. Разговор есть. Не пора вам батальон переименовать, а?

Морозов удивился, поскреб подбородок. Осторожно спросил:

– В каком смысле?

– В прямом. Не ремонтно-восстановительный батальон ракетно-артиллерийского вооружения, а Краснознаменный бордель. Или гвардейская психбольница. За полгода чрезвычайных происшествий – вагон, на хорошую дивизию хватит. Причем – на любой вкус! Тут тебе и самоубийство, плавно перетекающее в убийство, и хищение оружия, и два бойца угоревших, и героические подвиги комсомольца вашего… Поезда спасает, диверсантов голыми руками ловит, мины находит, жен у начальников уводит… Страшные люди у тебя в батальоне! Как ты таких выращиваешь, а?