Я, маг! - Дмитрий Казаков

В пределах внутреннего круга поместился основной, рабочий, если можно так сказать, рисунок. Тот, что должен будет собрать силу из шести источников и придать ей определенную форму. Для этой цели Харальд изобразил сложную двадцатичетырехугольную конструкцию, украшенную несколькими концентрическими кругами. Внутри частей схемы помешались различные надписи на Истинном Алфавите, а вдоль круга шли все двадцать пять его символов, по изначально установленному порядку.

С курениями для ритуала тоже пришлось повозиться. Но без них никак нельзя. Особым образом подобранный аромат обостряет чувствительность мага, с одной стороны, а с другой – помогает определенному роду сущности проявиться спокойно, без побочных эффектов Для каждой стихии существует свой набор благовоний, не говоря уже о силах Верхнего и Нижнего миров. Сначала Харальд думал обойтись знакомым с самых первых опытов Благовонием Мудрости, но потом понял – его не хватит.

Покопался в книге, и та выдала вариант – настолько странный и неприятный, что поначалу Харальд даже содрогнулся. Основу смеси составляют четыре вида мозгов – серой кошки, белой собаки, рыжего петуха и черной коровы. К ним надлежит добавить толченый корень мандрагоры, ивовую кору, белену и красавку в равных долях.

Меньше всего проблем оказалось с обыденными растениями, иву Харальд нашел совсем рядом, за беленой и красавкой пришлось сходить в деревню к травнице. Старуха долго жевала запавшими губами, в ее голубых глазах отражалось сомнение.

– И зачем тебе эти травы, мил человек? – спросила она скрипучим голосом – Это непростые травы, не всякому надобные.

– Нужны, – ответил Харальд, пакостно ухмыляясь. – Очень. Или у тебя нет9 А то ведь и сам найду. К тебе пришел лишь потому, что тороплюсь.

– Найдет он, как же, – заворчала старуха и вдруг замерла, словно охотничья собака. Длинный нос ее ощутимо подергивался, ловя запах. А затем в глазах травницы появился страх.

– А ведь на самом деле найдешь. – Бабка больше не скрипела, говорила вполне нормально, только руки у нее тряслись, когда она перебирала связки трав, развешенные на темной стене.

– Что, догадалась, кто я? – спросил Харальд, принимая из морщинистых рук два небольших пучка.

– Запах от тебя плохой, – ответила бабка, пряча глаза. – Вроде как маг ты, но дух – чужой, странный, людям так пахнуть не положено.

И бросила косой взгляд на сумку, где лежала книга, которую Харальд всюду таскал с собой.

Вышел он из маленькой избы травницы в полном недоумении.

Мозги достал в той же деревне. Но, несмотря на некоторый опыт убийств, руки Харальда дрожали, когда он перерезал горло ни в чем не повинным тварям. Но пересилил себя, смог.

За мандрагорой пришлось неделю лазить по самым глухим и диким уголкам леса. Даже врожденное чутье, что есть у мага на такие растения, помогало мало. Лишь к вечеру седьмого дня уловил Харальд тонкий, едва ощутимый аромат, похожий на мятный, только от этого запаха сводило судорогой мышцы лица и накатывал страх, дикий, обессиливающий.

Борясь со все усиливающимся желанием убежать, приблизился Харальд к невзрачному на вид, невысокому кустику. Бледно-зеленые листочки воинственно топорщились на странно гладких ветвях. Обычное растение, каких тысячи в каждом лесу. Вот только запах...

Осторожно опустился Харальд на колени, погрузил ладони в бурую плотную почву, ведь каждому известно, что прикосновение любого материала, кроме живой плоти, убивает магическую силу мандрагоры.

Едва ладонь прикоснулась к шершавому твердому корню, как ее словно обожгло огнем. С криком выдернул Харальд руку, и крик его перерос в вой: на кончиках пальцев шевелились белесые лоснящиеся черви, быстро вгрызаясь в плоть.

По лицу градом катился пот, желудок горячим тяжелым комом подскочил к самому горлу, намереваясь выскочить на волю. Успокаивая дыхание и сдерживая тошноту, Харальд смотрел на руку до тех пор, пока перед глазами не возникла розовая неповрежденная кожа, лишь испачканная землей. Отвратительное видение исчезло без следа.

Харальд копал, не обращая внимания на ожоги, что следовали один за другим, не реагируя на дикие звуки, что неслись со всех сторон: детский плач, страстные стоны, дикий хохот и рев, топот по-нечеловечески тяжелых ног. Время от времени краем глаза замечал какое-то движение, вроде приближается нечто огромное, мохнатое, черное...

Но он продолжал копать, не отрываясь. Солнце почти опустилось за горизонт, и на лес стремительно падали сумерки, когда обнажился весь корень. Темный и узловатый, он походил на сморщенного пузатого человечка с искаженным от ярости лицом. Из заостренной макушки причудливой прической торчал собственно куст.

Ухватив пузанчика поперек туловища, Харальд потащил его из земли, стараясь не особенно сдавливать, словно опасаясь причинить растению боль. В тот миг, когда кончики веретенообразных «ног» выскочили из земли, по лесу раскатился крик, полный боли и ненависти. Так мог бы кричать истязаемый человек. Харальд вздрогнул, но добычу не выпустил.

Когда шел назад, к шалашу, ужасно болела голова и саднили руки, словно на самом деле побывали в костре.

Оставалось еще растолочь корень и смешать его с остальными составляющими...

Все приготовления Харальд завершил только к началу августа. Погода стояла ясная, хоть и не очень теплая. К вечеру полнолуния, когда только и надлежит творить столь великое колдовство, воцарилось полное безветрие.

Харальд заранее занял место в центре чертежа, лицом на север. Рядом – куча дров. На обычных углях за неимением жаровни и придется сжигать благовоние. Сама смесь, ничем особенно не пахнущая пока, похожая на серую глину – здесь же, на куске коры.

К тому моменту, когда из-за деревьев серебряным блюдом выкатилась луна, Харальд успел несколько раз повторить про себя текст заклинания, что услужливо появилось на желтых страницах книги по требованию ее хозяина. Того волнения, что еще недавно появлялось при любых магических действиях, не было, лишь где-то в глубине души, словно карась в тине, таился страх, что заклинание не сработает или поведет себя не правильно...

Когда разжигал костер, в лесу вокруг холма парила тишина, лишь едва слышно шумела речка да где-то далеко гукал филин. Пламя занялось сразу, облизнулось ярко-алым языком и принялось с треском пожирать дрова.

Когда серый ком шлепнулся на угли, от него потек сладковатый, дурманящий, но в то же время приятный запах. Вскоре все заволокло белым дымом, а Харальд неожиданно перестал ощущать собственное тело. Нет его, и все, словно стал бесплотным созданием, столь же легким и текучим, как туман.

Сквозь закрытые веки Харальд видел одновременно весь рисунок, даже те части, что за спиной. Линии светились едва заметно, белым и каким-то мертвенным светом, как гнилушки.

Но едва с губ мага сорвались первые звуки заклинания, гигантский чертеж вспыхнул ярко-желтым. Яичного цвета пламя с легким шорохом взметнулось на высоту около полусажени и застыло,