Дикарь из глубинки или курс выживания для мажорки - Алекс Коваль

домой.

Рычу. Сжимаю ладони. Дыши, Миха, дыши. Собираю все свое терпение в кулак и говорю спокойно. По крайней мере стараюсь, чтобы голос звучал ровно:

– Мы сейчас позавтракаем. Выпьем кофе. Тебе привезут одежду. И только тогда ты поедешь домой. Сытая, довольная и, мать твою, одетая, Мила.

– Нет. Я поеду сейчас.

– Не зли меня, Милка. Мое терпение небезгранично.

– А ты не смей разговаривать со мной так, будто у тебя есть на меня какие-то права, ясно?! – вскрикивает девчонка, вскидывая взгляд. – То, что у нас был секс, не значит, что я теперь обязана тебя слушаться, понятно? Хватит мной командовать, мне не пять лет! Я не хочу с тобой завтракать! И кофе пить тоже не хочу! И… и вообще ничего с тобой не хочу! – топает ногой, в глазах застыли слезы. – Я… я не думала, что ты такой!

Я со свистом выпускаю воздух сквозь стиснутые зубы.

– Дура.

– Сам дурак!

– Надо же было так вляпаться.

– Вот именно! Зачем вообще ты приехал? Мужское достоинство защемило, что я не дала, да? – кричит, вся красная, губы дрожат. – Не понравилось, что такого неотразимого и продинамили, и решил закончить начатое? Получилось? Доволен? Понравилось? Мужлан!

У меня внутренности гребаными бантиками скручиваются. Сердце долбит, как отбойный молоток. Пришибу сейчас заразу, как вошь! Если немедленно не заткнется, то точно “закончу начатое”. Долго и со вкусом буду “заканчивать”, пока она мое имя стонать не устанет. Пигалица!

– Ты за языком следи, принцесса.

– А то что? Выпорешь?

– Рот с хлоркой прополоскаю, чтобы из него всякая херь не вылетала.

– Чья это квартира?

– Какая разница?

– Твоя?

– Допустим. Это что-то меняет?

– А нашел ты меня как?

– Не доросла еще, чтобы знать.

– Ты маньяк?

– Мил-лка! – гаркаю. – Заканчивай. Я терпеливый, но не настолько!

– Тогда какого лешего ты ко мне прицепился-то, а?! – взвизгивает. – Как банный лист к жопе! Что тебе от меня надо? Зачем ты сюда приехал? – подлетает и кулаком мне в грудь заряжает. – Зачем?!

Я не дрогнул. Ее удар для меня, как укус комара слону. Шкура толстая. Слова и то жалят больнее. А Милка все молотит и молотит кулачками своим детскими меня в грудь. Кричит, истерит, ругается, брыкается. Такую ересь несет, что даже у меня, здорового мужика, уши в трубочку сворачиваются.

Хватит!

Крутанув ее спиной к себе, обхватываю за плечи. Вжимаю в себя, буквально спеленав по рукам и ногам. Держу крепко, даже дернуться не даю. Мышцы каменные. Милка брыкается. Ужом извивается. Халат сползает с одного плеча, оголяя. Я стискиваю челюсти и не дышу. Стою, обнимаю, к себе прижимаю и жду, когда истерика у принцессы схлынет. Сейчас она, один хер, меня не услышит.

Только когда девчонка затихает, говорю тихо на ухо:

– Мы. Просто. Спали. Ясно?

Замирает. Только дышит часто-часто. Долгое мгновение спустя переспрашивает неуверенно:

– Спали?

– Спали. К моему величайшему сожалению. Я вышел из душа, а ты вырубилась.

– Почему без трусов?!

– Тебе лучше знать. В душ я с тобой не ходил.

Милка делает тяжелый вздох:

– Правда-правда ничего не было?

– Нет, я по-твоему, кто, Серебрякова?

– О, а откуда ты знаешь мою фамилию?

– Давай так, ты истерить закончила? Если нет, то я пошел за хлоркой. Если да, то пришло время перейти к конструктивному разговору. Без вот этого всего: Миша, ты негодяй. Миша, ты маньяк. Миша, я тебя боюсь.

Моя колючая зазноба начинает пыхтеть:

– Я тебя не б…

– Садись! – перебиваю, разжимая стальной захват.

Милка тушуется.

Я подталкиваю ее за жопку к стулу, ущипнув. Вздрагивает. Делает два шага и послушно плюхается пятой точкой на табуретку. Мой – здоровенный для нее – халат сполз. Волосы в соблазнительном беспорядке. Вся такая румяная, сладкая и хорошенькая. Что мне сейчас совсем не конструктива хочется с ней. Даже после всего того потока сквернословий и обвинений я бы скорее предпочел жесткий деструктив, но в горизонтальной плоскости!

– Миш… – поднимает на меня щенячий взгляд.

Я напрягаюсь, ожидая снова услышать что-нибудь в духе: я поеду домой, вызови мне такси, мне голой шастать по городу не привыкать и прочую херь. Но едва не взрываюсь хохотом, когда слышу:

– Я ужасно хочу кушать. Предложение о завтраке еще в силе?

Глава 29. Незнакомцы

Мила

Миша готовит завтрак.

Я как бы тоже. Делаю видимость. Замираю с куском батона в одной руке и ножом для масла в другой. Стою и пялюсь во все глаза на мощный разворот румянцевских плеч. Исхожу слюной. И таю от умиления, как сосулька на солнце.

Нет, Миша и у себя дома – на ферме – частенько готовил для всех завтрак. Просто я никогда не была так близко к “процессу”. И уж тем более даже не думала его разглядывать…

А сейчас разглядываю. Таращусь во все глаза, а сердце гулко бахает в груди. Тук-тук, тук-тук. Задержав дыхание, ловлю каждое движение его рук. Миша, ловко орудуя сковородой, жарит блинчики. У меня картинка перед глазами плывет. Как сексуально это выглядит, мамочки!

И вот с этим образцом мужественности у нас ничего не было. Я все еще невинна. Миша не такой. Миша хороший. Благородный и достойный мужчина, который не воспользовался беспомощностью женщины. А я – балда!

– По-моему, на этом бутерброде масла уже достаточно, Мил.

– Прости? – вскидываю взгляд глаза в глаза. – Ч-что?

Миша улыбается. Кивает.

Я смотрю на свои руки:

– Черт! – улыбаюсь, а по щекам разбегается румянец. – Задумалась, – откладываю батон, на котором масла уже в два раза больше, чем толщина самого ломтика. И смущенно отвожу взгляд, почесывая кончик носа.

– Ничего, бывает. Кофе сваришь?

– Да. Момент! – с радостью переключаю все свое внимание на кофемашину, разворачиваясь к хозяину квартиры спиной. Или… не хозяину?

Мимолетно пробегаю глазами по кухонной утвари и кухне в целом. Вся техника престижных марок, а мебель из элитных сортов камня и дерева. Я в этом достаточно неплохо разбираюсь. Да и квартира, в целом, не из дешевых. Начиная от расположения и заканчивая убранством. Иметь квартиру в столице, в принципе, не каждому по карману. Исходя из чего возникает целый ряд вопросов. Мог ли простой фермер позволить