Иллюзия отражения - Петр Катериничев

– Там осуществляются мечты. И исчезают страхи.

– Звучит красиво.

– Нет, скорее не мечты, а грезы. Когда я была девочкой-подростком, то часто видела один сон... Мне снилось, будто я хожу по большому парку, одетая изысканно и старомодно, как одевались в начале прошлого века, и ко мне подходит совсем юный корнет, и объясняется в любви, и плачет, и целует руки... И я знаю: никогда, никогда я его больше не увижу, он погибнет на этой мерзкой войне хотя бы потому, что жаждет подвига, отваги, совершенства, а война – это грязь и смрад... И я словно вижу, как излетная шальная пуля пробивает его сердце... И – испытываю к этому мальчику такую нежность, что... И тогда, во сне, я позволяю ему все, а он небывало нежен со мною, и я испытываю такое наслаждение, какого не испытывала наяву никогда! Потому что ему было до меня, там, в моем сне, а большинству мужчин, с которыми я встречалась наяву, всегда только до себя!

Но и это не все. Мне хотелось, чтобы сон этот изменился, чтобы корнет остался жив и нашел меня наконец-то! Порою я даже плакала ночами от несовершенства мира! И вот мне исполнилось тридцать, сон стал все реже приходить ко мне, но когда он приходит – там ничего не меняется! И вдруг я поняла: чтобы изменить свою жизнь, нужно изменить сон, нужно, пусть понарошку, прожить его наяву и – изменить страшную судьбу этого юноши и тем – свою...

– Ты решила, что в «Замке снов» тебе помогут?

– Да.

– С кем ты встречалась?

– С Люси Карлсон.

– Ты беседовала с ней?

– Да. И рассказала ей сон. И она сказала мне, что я должна делать. – Даша взяла сигарету, прикурила, затянулась едва-едва, нервно выдохнула дым. – Я пришла на следующий день, выпила какое-то снадобье, потом меня посадили в автомобиль, отвезли в поместье и оставили в комнате одну. Обстановка там была как в начале двадцатого века: зеркало, рукомойник, офорты на стенах... А потом я пошла гулять в сад. И там я встретила юношу в полевой форме офицера гвардии, и он был румян и очень хорош собой и был со мною восхитительно нежен и очень мужествен... И мы – любили друг друга и в саду, и потом, в комнате...

– «Я тебя опоила колдовскою травой...» – напел я вполголоса.

– О чем ты, Дронов?

– Тебя не пугало несоответствие сна и реальности?

– Понимаешь, реальности словно не было! Не было – и все! То ли напиток действовал, то ли что... Потом я уснула. Под утро. И проспала весь день. А вечером следующего дня проснулась в той же комнате, но она была совсем иной: оформлена как в начале тридцатых в Америке... Потом пришла служанка, принесла чай и сказала, что мне нужно его выпить. Я – выпила. И снова словно туман укрыл все, а вечером пришел тот же человек, но он был уже зрелым мужчиной и с сединой на висках, и мы снова любили друг друга, и сердце мое вздрагивало от счастья, что он остался жив на той страшной войне, вернулся, стал моим мужем... – Девушка подняла на меня взгляд. – Может, это то, что называют генной памятью? И то, что мне снилось, когда-то произошло в действительности с одной из моих бабушек? Не знаю. Ни одна из них никогда ничего подобного мне не рассказывала.

Но вот что странно. Ведь всю мою жизнь меня мучила тоска по этому молодому корнету, тоска по тому, что я когда-то не удержала его от похода на гнусную и бессмысленную бойню, какую мужчины называют войной и считают почему-то совершенно достойным для себя занятием! В эгоизме своем не думая даже, скольких несчастных женщин они оставляют жить – без надежды и успокоения! Так вот, тоска эта прошла, прошла совсем, словно я наяву спасла его, и он прожил счастливую жизнь и живет, быть может, еще теперь!

Два дня я бродила совершенно счастливая. А потом – начался этот кошмар. Жуткий, безостановочный кошмар, когда мне страшно ночей и мучит навязчивая мысль о самоубийстве... Словно я должна заплатить собственной жизнью за то, что... Ты понимаешь?!

Я кивнул.

– Знаешь, Дронов, я вдруг догадалась, почему тебе все это рассказываю. Ты умеешь слушать. И смотришь так, словно все-все понимаешь... Вот только – какая дура за тебя замуж пойдет?

– Почему это?

– Тебя же невозможно обмануть: и вовсе не потому, что ты сверхпроницательный какой-то. Ты веришь. Такого мужчину нельзя обманывать. И... с таким очень трудно жить.

Я только вздохнул. Да, женщины меня не обманывали: им было совестно. Они просто исчезали. Потом и хотели бы вернуться, но... Жизнь не стоит на месте, время уходит и мы прежние – вместе с ним.

Некоторое время я сидел молча, сам собираясь с мыслями и давая девушке прийти в себя. Наверное, умные психотерапевты сразу бы нашли наименование и Дашиному сну, и тому, что с нею происходило; возможно, нашла ему название и Людмила, да вот только формулировать ничего не стала, стала действовать... Вот только – как?

Дашу кодировали? Зачем? Девушка богата, но ей далеко до Сен-Клера или даже до Арбаевой; влияние ее родителей, как я понимаю, ограничивается их профессиональным кругом. Тогда – ее кодирование не вписывается в общую схему. Или – эту схему я построил всего лишь в своей голове? И она на самом деле иная? Но ведь должна же быть во всем какая-то цель! Должна. Но я ее не вижу.

Я встал, встряхнулся, бросил девушке:

– Одевайся и – едем.

– Далеко?

– Разгадывать твои сны.

Я вышел из спальни. Девушка появилась через пять минут – в джинсах и легкой футболке. Косметикой пренебрегла.

– Послушай, Дронов, ты думаешь, что...

– Думаю. Если люди умеют создавать сны... то могут и кошмары.

– Я боюсь.

– Ехать?

– Да. Мы что, вот так вот приедем и скажем, что подозреваем их в том, что...

– На месте будет видно.

– Дронов, ты всегда сначала делаешь, потом – думаешь?

– Когда как.

– На чем мы поедем?

– На твоей машине. Только за руль сяду я. Но сначала ответь мне еще на один вопрос.

– Спрашивай.

– Сен-Клер. Почему ты дала ему ключи от своего номера?

– Он здесь встречался с девушкой.

– Даша, сценарий индийского кино я тебе изложил. Сен-Клер был не рыцарь бедный; во-первых, у него был особняк, там отдельный вход, и он отлично мог бы там провести время не то что с одной девушкой – с целой дюжиной. Места хватит.

– Он не желал, чтобы об этом знали его родственники.

– Пусть так. Но повторюсь: он человек не бедный. Почему бы ему самому не снять номер, бунгало, наконец, просто остров!

Даша помялась, опустила глаза:

– Обещай, что ты никогда не используешь эту информацию против Сен-Клера.

– О мертвых – только хорошо.

– Он встречался с несовершеннолетней. Ей всего семнадцать.