Предчувствие смуты - Борис Михайлович Яроцкий

очутишься в России, если на правую — на Украине. Но всегда под тобой была родная Русская земля, в древности получившая название Киевская Русь. Эту землю на протяжении многих веков никогда не делили добрые соседи.

А вот Алексей Романович Пунтус, какие бы фокусы относительно территории власти ни показывали, был согласен с ними по всем пунктам. Он всегда спешил первым одобрить все, что провозглашала Москва, а когда половина села отошла Украине с гектарами его земли, стал яростным украинским националистом. Он, не долго раздумывая, немедленно вступил в партию, которая поддерживала украинского президента. Потому он и ходил всю жизнь в начальниках. Сейчас, когда нет ему руководящей должности, он считается в резерве.

Его сосед Перевышко Андрей Данилович далеко не всегда одобряет действия местных властей, считает, и того не скрывает, что местная власть, даже впервые избранная, много себе хапает. За это Перевышку критиковали не веским тяжелым словом, а тяжелой палкой. Критиковали обычно в темном переулке и неизвестно кто.

И при новой власти он чувствовал, что его побьют, как били когда-то его и его деда, когда они критиковали местную власть. Неизвестно, кто их бил и топтал. Следствие всегда заходило в тупик, когда след выходил на местные исполнительные органы.

В селе не впервые ставится вопрос о земле: кто же на ней хозяин? С начальством лучше соглашаться сразу. Целее будешь. Так люди говорят. А если помалкивают, то понимают: любая власть бьет и топчет несогласных…

После обеда Клавочка смотрела по видику какую-то сказку про синего медведя, а Никита рассказывал о службе в саперной роте, которую нынешней весной принял старший лейтенант Хмара, выпускник Военно-инженерной академии, но вскоре его перевели в штаб бригады, а на его место прибыл лейтенант Червонин.

— Умный, но отчаянный хлопец, — хвалил его прапорщик. — Уже два раза попадал под чеченские пули. Первый раз стреляли издалека, с двух километров, если не дальше. Пуля попала в каску, уже потеряла убойную силу. К счастью, угодила не в лицо. А то остался бы старшой без глаза. Снайпер стрелял из русской трехлинейки образца девяносто первого дробь тридцатого. У нас на вооружении таких винтовок давно уже нет, разве что в музее.

— Неужели берут из музеев?

— Кое-кто жертвует из частных коллекций. Желающих пострелять, да еще по живым мишеням, — немало. Для Европы наш солдат — чем не мишень? Вот и слетаются на Кавказ любители легкой охоты. Недавно задержали одну семейную пару. Он — эстонец, мастер спорта по стрельбе, она — русская, тоже спортсменка и тоже мастер спорта по стрельбе. При них было письмо, адресованное родственнице покойного генерала Дудаева. А Дудаев служил в Эстонии, оттуда его полк вылетал и бомбил афганские аулы.

— Сколько же за бугром снайперов! — не то спросила, не то ответила Тамара. — В прошлом месяце оперировали сержанта. Пуля пробила ему бронежилет и застряла в шейном позвонке.

Никита уточнил:

— Пулю вы отдали на экспертизу?

— Отдали. С недавних пор наши специалисты исследуют и пули, и осколки. В телах наших военнослужащих мы находим металл из дальнего и ближнего зарубежья. Некоторые бывшие советские республики уже смотрят на Россию как на своего врага… И не только смотрят…

Заметив, что Никита пытается усомниться в ее суждении, поправила себя:

— Факты свидетельствуют…

— Факты можно подобрать разные, что и друг будет выглядеть как недруг. Нельзя всех под одну гребенку… Правители — одно, рядовые граждане — другое.

Но и Тамара понимала, о чем толковала: ведь родилась и выросла в семье военного врача, за военного инженера вышла замуж. И в семейном кругу разговоры велись чаще всего об армии. И семейную библиотеку составляли книги о людях армейского труда.

У нее было суждение о современной армии. В хирургическом отделении, где лежат раненые, чего только не наслушаешься!

— Но делают боеприпасы не министры, — доказывала она Никите очевидное, — и в окопах сидят не дети олигархов.

— Известно, дети олигархов в армии не служат. Это не Англия, где не делается исключения даже для членов королевской семьи.

Тамара высказывала свое мнение. Это было мнение раненых, для которых уже закончилась военная служба, и речь могла идти только о размере пенсии, об инвалидности, о квартире.

— Россия — это Россия. Цари не вернутся.

— Говорят, их заменили олигархи.

— Олигархи исчезнут, как только власть переменится. Они — как грибок на ногах, стоит ноги мыть почаще…

Тамара поворачивала разговор на крамольную тему. Никита, как наставлял его начальник особого отдела, избегал крамольных тем, и спросил, о чем не мог не спросить:

— Вы узнавали, чья пуля угодила сержанту в шейный позвонок?

Ответ у нее словно заранее был готов:

— Узнавала. Боеприпас изготовили твои земляки — рабочие Луганского патронного.

Он рассудительно заговорил:

— Так что же получается, вина и на них ложится? Я скажу больше. В наш БТР угодил снаряд из безоткатного орудия и не разорвался. Саперы его обезвредили. Взрыватель отправили в лабораторию. Оказалось, боеприпас изготовлен в Испании, а сама взрывчатка — из Рубежанского химического завода. Есть такой на Луганщине. Завод сохранил за собой название «казенный». Выдает военную продукцию с первого января 1917 года. Работал с перерывами в Гражданскую войну и останавливался в год немецкой оккупации.

— Тебе известны такие подробности! — удивилась Тамара.

— Там работают наши слобожане. Они такие же саперы, как и мы.

— Которые ошибаются один раз? — переспросила она, внимательно глядя на собеседника. Его взгляд таил загадку.

— Примерно, — ответил раздумчиво.

Для Тамары никакой загадки не было. Уже новый командир саперной роты лейтенант Червонин на инструктаже привел эту расхожую поговорку, и в тот же день солдат из нового пополнения — вот совпадение! — подорвался на мине-ловушке. На обочине дороги солдат заметил блестящий кошелек из хромовой кожи. Соблазнился находкой. Перепрыгнул через кювет. Схватил кошелек. Прикинул на вес. Тяжелый, видимо, одни медяки. Развернул — остался без пальцев…

Время торопило. Прощаясь, Никита поцеловал Клавочку, попытался обнять и Тамару, но она для поцелуя подставила только щечку, зато произнесла слова, которые его ободрили, укрепили надежду на все лучшее:

— Не задерживайся. Мы с Клавочкой будем скучать.

Не сказала, по ком, но и Клавочке было ясно, о ком она говорит. Она взглянула на крестного, как всегда смотрела на отца, который часто уезжал в командировку. Одна Тамара знала, что из таких командировок не всегда возвращаются. За последние годы под красными звездочками сколько могилок прибавилось на городском кладбище!..

5

Звездная августовская ночь. Ущербная луна прикрыта застывшим облаком. Со всех четырех сторон — холодная сухая степь. Свирепствовали кузнечики. В августе они особенно трескучие.