Небо на двоих - Ирина Мельникова

– Гангрена не гангрена, а покраснение возле раны имеется. И вообще… – Я огляделась по сторонам. – Нужно перенести его в дом. Там и света больше, и чище.

– Нет вопросов!

Вадим подхватил Николая на руки. Я даже охнуть не успела, подивившись, с какой легкостью он это проделал.

– Поберегись! – крикнул Добров возникшим на пороге Мадине и Давиду. И добавил уже снаружи: – Все за мной! В дом!

* * *

Бальный зал превратился на время в мини-госпиталь. Николая положили на огромный стол, включили люстру. Теперь освещения хватало на десять операционных.

К счастью, помимо хирургических инструментов и иголки для наложения швов в «полевом наборе» оказались необходимые лекарства, очень подходящие для лечения гнойных ран. Одноразовые шприцы нашлись у Мадины.

Я тщательно осмотрела рану. Старый шрам, видно, военных времен. Возможно, с Афганистана. Или здешний, абхазский. То, что на нем образовался свищ, говорило об одном: в ране, вернее всего, осколок или другой инородный предмет. Пришло время, и его потянуло выйти наружу. Что ж, придется резать и выяснять причину нагноения.

На удивление, я не испытывала мандража: у меня не тряслись руки, не пересыхало во рту. Возможно, потому, что впервые за долгие годы передо мной лежал человек, чья жизнь и здоровье полностью зависели от моих знаний и умений. От того, что я упорно и старательно пыталась вырвать с корнем из памяти. Но и знания, и умения заложили столь глубоко и основательно, что даже десяток лет целенаправленного забывания не смогли их вытравить до конца.

Инструменты мы сложили в большую миску с чачей, а затем для страховки обожгли. Мадина обрила ногу вокруг раны, сетуя на чрезмерную волосатость пациента, затем тщательно обработала кожу сначала той же чачей, а потом уже йодом. Теперь нога блестела и отсвечивала, как лоб загорелой фотомодели. Я вскрыла свищ и тщательно удалила гной сухими марлевыми шариками, а затем обработала рану перекисью водорода и раствором фурацилина. Мадина помогала мне, и с первым этапом мы справились быстро.

– Придется расширить рану, – сказала я, проверив, полностью ли она очищена от гноя. – Осколок, очевидно, застрял в тканях. Будем искать.

Мадина перекрестилась, а я с тревогой посмотрела на Николая. Тот был по-прежнему без сознания, но я все-таки обколола рану новокаином. Правда, рана была несвежей, а в таком случае добиться полного обезболивания не всегда удается. Но все же я решила подстраховаться.

– Принеси простыню, – попросила я Мадину. – Нет, лучше две.

И когда она исполнила просьбу, объяснила:

– Зафиксировать конечность, чтобы пациент не дернулся в случае чего, мы не сможем, поэтому свернем простыни в жгуты и наложим на грудь и колени. Вадим, ты удерживаешь жгут на груди, а вы, Давид, стягиваете ноги.

Правда, Николай так и не приходил в сознание, и мои опасения оказались напрасными. Но лучше перестраховаться, чем жалеть о последствиях.

Не буду описывать процесс поиска осколка. А в ране и впрямь оказался осколок. Крошечный, с гречишное зернышко. Удивляюсь, как я смогла подцепить его пинцетом. Он пару раз ускользал от меня, но все же попался. А я наконец перевела дух, услышав, как металл звякнул о дно лотка.

Оставался последний этап. Нужно было изготовить турунду, пропитать ее физраствором и уложить в рану. Соль вытягивает жидкость и гной. Сверху накроем пропитанными солевым раствором салфетками и забинтуем ногу… Прекрасно! Николай даже не застонал. Введем, на всякий случай противовоспалительные средства… Теперь наложить шину из обрезков старых лыж… Все, до утра можно не беспокоиться. Единственно, кому-то надо остаться рядом с больным.

Я взглянула на Мадину.

– Перенесем Николая в одну из комнат. Ночью я подежурю, а днем ты сменишь меня. Нельзя, чтобы больной сорвал повязку, когда новокаин прекратит действовать. Но, думаю, утром он уже придет в себя.

– Спасибо, Оля!

Кто-то положил мне руку на плечо. Я оглянулась. Вадим смотрел на меня и смущенно улыбался.

– Прости, – обронил он и взял меня за руку в грязной перчатке. – Ты действовала, как заправский доктор! Что-то там нашла? – кивнул Добров на забинтованную ногу Николая.

– Старый осколок. Решил о себе напомнить, гад! Но ничего, через пару дней рана начнет рубцеваться, тогда наложим мазь. Дней через десять только рубец останется. Главное, чтобы рана снова не загноилась. Но теперь уж мы не допустим безобразия. Правда, Мадина?

Я перевела взгляд на свою помощницу.

– Оля, ты просто молодец, – сказала та. – Очень ловко все сделала. Я даже позавидовала. А Николаю скажу, пусть свечку в церкви поставит за твое здоровье.

– Какая свечка? – Я сняла наконец перчатки и отправила их в таз с грязными бинтами и тампонами. – Простейшая операция. Хорошо, что нашлись инструменты и нужные лекарства. А то пришлось бы орудовать подручными средствами. Кинжалом Митана, например.

– По этому случаю нужно обязательно выпить, – за нашими спинами возник Давид с доброй четвертью вина в руках.

– Нет-нет! – испугалась я. – Лучше потом отметим его выздоровление. Как раз вы вернетесь домой. А пока перенесите Николая на кровать. Желательно, чтобы в комнате и для меня какой-нибудь диванчик нашелся, чтобы не бегать ночью.

Все устроилось наилучшим образом. Николай лежал за ширмой. Температура у него снизилась, но он пока не приходил в себя. Несколько раз я смачивала ему губы водой, мужчина что-то мычал, но лицо его утратило синюшный оттенок, и пульс стал ровнее. Все это несказанно радовало меня. Ведь справилась же, спасла человека! Главное, на глазах у Вадима. И наверняка у него появился повод задуматься, такой ли уж я никчемный человек, как он себе навыдумывал.

Расстались мы с Добровым почти по-дружески. А по сравнению с предыдущими расставаниями, можно сказать – нежно. И на сей раз без всякого притворства.

В душе у меня плескалось, билось волной о берег целое море счастья. Окружающие меня люди, которые относились ко мне пусть и дружелюбно, но с оттенком недоверия, поняли наконец, что столичные фифы умеют не только соблазнять мужиков, но и врачевать их боевые раны. И как быстро, без церемоний мы перешли с Мадиной на «ты»!

Воодушевленная таким поворотом событий, я даже натянула на себя фланелевую сорочку. В ней, как ни странно, было очень уютно. Затем забралась с ногами на тахту, которую Вадим и Давид принесли из другой комнаты, пристроила на коленях тетрадь и взялась за вторую главу своего жизнеописания.

Писалось опять удивительно легко, только я часто прерывалась – в памяти всплывали то взгляд Вадима, то его слова, то улыбка, а то и просто жест… От этого сладко щемило под ложечкой. Хотелось лечь на спину, раскинуть руки и долго-долго смотреть в бездонное небо и на перышки облаков.

Тут я клевала носом, испуганно вскидывала голову и прислушивалась к дыханию за ширмой. Оно было спокойным. Но пару раз мне показалось, что я ничего не слышу, и тогда я на цыпочках кралась к ширме. Николай перевернулся на бок, и теперь уже спал по-настоящему, подложив ладонь под щеку. Я выключила свет и тоже отправилась спать. Правда, главу я все-таки дописала…