Рожденная чародейкой - Дэвид Фарланд

Боринсон поднял копье, и во рту у него пересохло. Слишком мало даров, чтобы держать это оружие ровно.

Оглядев остальных, он увидел, что некоторые из рыцарей взяли два копья, по одному в каждую руку. Перед атакой одно из копий втыкалось в землю, чтобы можно было, подхватив его, быстро сделать вторую попытку. Неделю назад и он поступил бы так же.

Кое-кто из рыцарей вытащил винную флягу. Воины из северных стран пили перед боем вино с огуречником – для храбрости. Боринсону казалось, что так поступают только трусы.

Однако здесь он не слышал ни хвастовства, ни пустых речей, свойственных молодым воинам перед их первой битвой. Эти рыцари сражались в Каррисе. Они уже бились с опустошителями и остались в живых. Чем могли похвастать немногие.

Герольды протрубили атаку, и Габорн, пришпорив коня, возглавил отряд. Конница тронулась. Опустошители к этому времени ушли на милю вперед.

Габорн взял к западу, обходя колонну врага с другой стороны. Отряд пересек тропу опустошителей, которая представляла из себя мелкую канаву.

Идя на север, опустошители продавили землю на глубину четырех-пяти футов. В канаве этой не осталось ни деревца, ни кустика, ни камня. Все было растоптано в пыль.

Боринсон представил себе, как со временем тропа опустошителей заполнится дождевой водой, в ней заведутся лягушки и рыба. И много лет спустя еще будут видны сквозь прозрачную воду на дне следы чудовищ.

Он прислушивался к топоту копыт своей лошади, и ему казалось, что его сердце бьется в одном ритме с ним.

Они выехали на западную от орды сторону, опустошители оказались слева от Боринсона, и Габорн повел отряд в полумиле от чудовищ по ветру.

Боринсон настороженно следил за ними – этими огромными тварями, у которых под серой кожей так и играли мощные мускулы, – на тот случай, если кто-то из них развернется и бросится на людей.

К его удивлению, Габорн медлил с приказом перейти к нападению.

Миррима скакала рядом с Боринсоном. И молчала. Лук с наложенной на тетиву стрелой держала наготове.

Весь отряд мчался вперед, готовый в любой момент атаковать. Рука Боринсона, в которой он сжимал копье, вспотела.

Недалеко от тропы, выгнанная из нор сотрясением земли, сидела пара барсуков, глазея на опустошителей.

Те бежали враскачку, сначала вскидывая голову, затем брюхо. Кристаллические зубы их сверкали на солнце. Огромными передними лапами каждый из них мог разорвать пополам лошадь.

Там и тут в гуще серых тел Боринсон видел мерцание рун – то были огненные колдуньи. Они держались вместе посередине, прикрытые со всех сторон носителями клинков.

Горы серой плоти, куда более внушительные, чем слоны. У Боринсона кровь быстрее побежала по жилам. Он еще в детстве частенько воображал, что бьется с опустошителями, вонзая копье в «заветный треугольник», но больше одного-двух чудовищ он себе не представлял. Такого их количества не могло представить и самое буйное воображение.

Рядом с ними скакал сэр Хосвелл. Этот невысокий мужчина с темными глазами и огромными усами напоминал Боринсону выдру.

Хосвелл улыбнулся Мирриме.

– Не волнуйтесь. Убить опустошителя не так уж и трудно. Думайте о нем как о мишени – просто большая мишень. Цельтесь в «заветный треугольник». А если он встанет на задние ноги – между брюшных пластин. В другие места лучше вообще не стрелять. В верхнее нёбо попасть никак невозможно.

Миррима не ответила.

Рыцари вокруг начали перебрасываться шутками. Кто-то крикнул:

– Эй, никто не приметил в орде какого-нибудь малютку? Для сэра Седрика? Ему ответили:

– Малюток что-то не видать, зато есть один хворый – еле волочит по земле задницу!

– Серебряного ястреба дам, – крикнул другой лорд, – тому, кто поймает зубами гри и проглотит!

То был старинный обычай – встречать смерть без страха и с шуткой на устах.

Но Боринсону нынче было не до шуток. Он не понимал, почему Габорн медлит с атакой. Они скакали рядом с ордой вот уже минут десять.

Опустошители на бегу вздымали пыль, и облака ее, футов в сто высотой, ветер сносил на запад, прямо в лица рыцарям. Латы и волосы их вскоре густо покрылись пылью, в горле у всех першило. Чтобы отчистить кольчугу Боринсона, понадобился бы не один час.

Он считал, что атаковать нужно как можно скорее, пока солнце не согрело и не взбодрило опустошителей. В полях было сухо, на ровной земле лишь изредка попадались камни и кусты. Никаких причин для колебаний у Габорна не было, во всяком случае, на взгляд любого опытного воина.

Но Габорн был Королем Земли и видел то, чего не видели другие.

Вскоре по рядам передали приказ. Скакавшие впереди предупредили:

– Короля Земли не опережать, атаковать, когда он атакует. Не кричать боевых кличей, в рога не трубить. Строиться по три!

Строй рассеялся, рыцари держались футах в десяти от своих соседей. Боринсон занял место в переднем ряду.

И снова пришлось ждать. Правда, кобыла наконец начала его слушаться. Словно снова обрела боевой задор.

Сигнала Боринсон так и не увидел и приказа атаковать не услышал. Он просто обнаружил вдруг, что рыцари начали разворачивать коней в сторону опустошителей. Габорн скакал на дюжину ярдов впереди остальных.

Король высоко поднял левую руку, предупреждая, чтобы никто не вырвался вперед него. Он мчался прямо к опустошителям. Те же, никак не реагируя, продолжали бежать своей дорогой, словно и не подозревали, что на них нападают.

В тысяче ярдов от них Габорн немного развернул коня и поскакал на северо-восток, держась под углом в сорок пять градусов по отношению к колонне. Он пустил коня галопом и взял копье наперевес. Властители Рун в переднем ряду последовали его примеру.

Боринсон сделал то же. Тут кобыла его удивила. Она пошла таким плавным шагом, что держать копье ровно не представляло никакого труда.

Не сводя глаз с опустошителей, он ждал мгновения, когда те развернутся навстречу.

В пятистах ярдов Габорн пришпорил коня. Лошадь Боринсона как будто подпрыгнула под ним, и земля под ее ногами слилась в одно смазанное пятно. Несколько скакунов вырвалось из строя, обгоняя остальных.

Пегая кобыла вновь удивила Боринсона. Она тоже вырвалась вперед, словно и впрямь обрела боевой задор, и помчалась на опустошителей.

Он начал выбирать для себя мишень. Топот опустошителей стал громче топота лошадей, пробирая дрожью до костей. Над головами замелькали гри. Опустошители были уже совсем близко, но по-прежнему ни одна безглазая голова не повернулась в сторону людей, и щупальца их не зашевелились беспокойно, как обычно в минуту опасности.

В гуще чудовищ Боринсон заметил опаловое мерцание, руны огненной колдуньи. Но добраться до нее не было возможности. И он, выбрав опустошителя в переднем ряду, вскинул копье.