Мировой кризис - Андрей Мартьянов

– …О том, что дела в империи обстоят далеко не лучшим образом, знали все и уже много лет, – заложив руки за спину, Свечин расхаживал по подземному укрывищу из угла в угол. – Смута девятьсот пятого года стала апофеозом, порядок удалось восстановить чудом. Положение в промышленности тяжелое, ропот в армии, финансы расстроены, эффективность работы государственной машины до крайности низка. И это тогда как государь Александр Александрович оставил в наследство Николаю стабильную, умиротворенную и вполне процветающую державу. Вы скажете, что Николай Александрович был дурным и слабым царем? Возможно… Но за двадцать лет разрушить всё не был способен даже он…

Подполковник перевел дух, подошел к столу, глотнул вина и развернулся на каблуке, уставившись на барона фон Гарденберга.

– Подозрения в том, что причина общественного нездоровья кроется в самом аппарате управления, высказывались неоднократно: громоздок, неповоротлив, архаичен. Но ведь в Германии или Британии бюрократов не меньше, и тем не менее сии державы революционная зараза и недовольство властью не поразили в такой степени! Значит, есть еще что-то – нечто загадочное, незамечаемое и скрытое, тайный недуг, причина которого неясна. Песок, подсыпанный в шестеренки механизма!..

– Теория заговора? – подсказал Джералд, догадавшись, к чему клонит Свечин. – Помните, я вам рассказывал о выкладках аббата Теодора Клаузена?

Сохранявший каменное выражение лица барон вдруг остро и внимательно посмотрел на лорда Вулси, будто услышал знакомое имя.

– Помню, ваша светлость. Еще бы не помнить! Вы произнесли слово «заговор». Может быть, оно и верно, но не отражает всей глубины постепенно раскрывающейся перед нами картины. Декабрьский мятеж 1825 года в Петербурге или лондонский «Пороховой заговор» по сравнению с тем, что происходит теперь не только в России, но и многих странах Европы – сущая чепуха, недостойные упоминания в исторических хрониках эпизоды! И знаете почему? Потому, что мы имеем дело с людьми, объединенными idee fixe, манией, граничащей с умопомешательством! Более того, этими людьми, заигравшимися с так называемыми «древними тайнами», мистикой и завлекательной эстетикой «секретных обществ», манипулируют извне – силы здравые, донельзя циничные и преследующие четкую цель: передел существующего мироустройства в свою пользу!

– Позвольте, – вытянул руку граф Барков, словно гимназист на уроке. – То есть, вы хотите сказать, будто «Сионским приоратом», о котором мы узнали от милорда, еще кто-то управляет? Но кто?

– Это пока не известно. Поверьте, однажды мы раскроем истину! Следствие началось очень поздно, для этого потребовалась политическая воля и настойчивость Николая Николаевича, решившего во что бы то ни стало, любыми способами отыскать правду и создавшего отдельный следственный комитет из наиболее опытных и преданных сотрудников. Первое, с чем мы столкнулись – с разветвленной сетью мистиков, конспирологов и идеалистов; сетью, опутавшей дворянские салоны Петербурга и Москвы, сетью, узлами в которой являются люди с влиянием и немалыми состояниями – скучающие богачи, попавшиеся на удочку авантюристов… Аресты пока единичны, боимся спугнуть. Однако многие имена уже известны. Одно из них принадлежит находящемуся перед вами барону фон Гарденбергу. Если я не ошибаюсь, великий приор Таврии и Скифии? Так звучит ваш титул в среде заговорщиков?

– Бред, – презрительно отозвался седой. – Вашей фантазии, господин подполковник, – если, разумеется, вы не солгали и вправду носите этот чин, – могут позавидовать Жюль Верн, Луи Мерсье и Габриэль де Фуаньи! Я требую немедленно выпустить меня из этого подпола! И если вы готовы предъявить обвинение – сделать это в суде!

– Суд? – улыбнулся Свечин. – Конечно-конечно. Велеречивые адвокаты, внимание прессы, огласка… Ничего этого не будет, ваше бывшее высокопревосходительство. А хотите узнать, что будет по-настоящему? Спешный этап в Петербург под охраной казачьей сотни. Железной дорогой. Тайно. Петропавловская крепость или Шлиссельбург. Допросы по двадцать часов в сутки. Крошечная темная камера, рядом с которой этот гостеприимный дом покажется вам Пале-Роялем. И уж точно вам никто не станет носить в камеру фрукты, доставленные из Африки или Греции… Надеюсь, я предельно ясно обрисовал перспективу?

– Вы сумасшедший, сударь. Есть законы и право.

– Для вас и вашей компании они отменены. Высочайшим, как говорится, повелением. Вы заигрались, барон. Теперь придется рассчитываться за проигрыш… Я могу предложить единственный разумный выход: вы рассказываете всё, засим на год-другой, поменяв имя и внешность, уезжаете в Туркестан или Манчжурию, а там… Там как получится. Это единственное, что я вправе обещать в обмен на откровенность. Алиса Гессенская теперь за вас не заступится. Ваш душевный приятель Григорий Ефимович Распутин – сослан в Ленский острог пожизненно. Обер-прокурор правительствующего Синода господин Саблер отстранен и под следствием. Никого не осталось. Ни-ко-го. Выбор за вами, Юлий Станиславович…

Подольская губерния, Устя.

20–28 июня 1914 года

– Если верить этому плану, окрестности Каменец-Подольского перекопаны вдоль и поперек, причем неоднократно, – его сиятельство Алексей Григорьич озадаченно рассматривал расстеленный на складном столе лист с надписью «Археологическая карта Подольской губернии. Составлена Е. Сецинским». Карту доставили сегодня, с утренней почтой из Одессы. – Только на берегу Днестра в десяти верстах окрест не меньше полусотни находок – курганы, Траянов вал, городища, любые клады вплоть до греческих…

– Отмечу, что в книге Феоктиста уверенно говорится о точке слияния трех рек, – дополнил Робер. – А у нас в наличии только две – Днестр и впадающий в него Смотрич.

– Еще Мукша, – напомнил граф. – Четыре версты к западу – устье. Возможно, речка за столько-то веков многократно меняла русло. Севернее от нас Волыно-Подольская возвышенность с речными каньонами, со стороны Бессарабской губернии, за долиной Днестра, начинается Предкарпатье… Искомая могила точно где-то здесь, совсем рядом!

– Я склонен вам верить, – сказал Джералд. – Но скоро будет месяц с нашего приезда в эту живописную область, а толку пока никакого!

– Джерри, на Рейне мы тоже копались едва не полгода, – ответил Тимоти. – И клад Нибелунгов нашли случайно!

– Время, джентльмены и леди, время! – лорд Вулси обвел взглядом всех участников концессии, собравшихся в «господской» палатке на ежевечернее совещание. – Середина лета, а результаты безрадостные. Мне одному кажется, что еще немного – и мы опоздаем?

– Нет, милорд, – кивнул Барков. – Мы все говорим об этом ежедневно.

И верно: обладавшая «даром» троица – Евангелина, вполне выздоровевший после ранения Ойген и его сиятельство граф – в один голос твердили: надвигается нечто невиданное и, похоже, жуткое. Одновременно с этим каждый уверял, будто «чувствует волшебство», скрытое где-то неподалеку, на северном берегу Днестра.

Чувства чувствами, но указать верное местоположение гробницы Божьего Бича никто из них не сумел. Четырежды начинали копать, но дело заканчивалось ничем – нашли могилу века пятнадцатого или шестнадцатого, припрятанный горшочек с краковскими грошами 1816 года и скелет собаки. Больше ничего.