Умереть в Париже. Избранное - Кодзиро Сэридзава

Среди лучших учениц этой школы была девушка, которую, если мне не изменяет память, звали Коте — Бабочка. Разумеется, в качестве гейши она была непременной участницей всех застолий чиновников департамента. Как-то в воскресенье, во второй половине дня, Бабочка зашла в пансион, сказав, что идёт с занятий, уселась у меня в комнате и попросила дать ей почитать какую-нибудь книгу. В тот день вокруг дома бушевала метель, снег заметало в оконные щели. Она достала из маленького книжного шкафа томик стихов Муроу[68]"Стихи о любви" и тут же, отвернувшись в сторону, принялась читать. Я сунул ноги в котацу[69]и продолжал прерванное чтение, но приход гейши крайне меня возмутил (я был до глупости высокомерен), так что я даже не предложил ей погреться у огня. Во время пирушек она выглядела вполне зрелой женщиной, которой уже далеко за двадцать, но, сидя ко мне спиной у книжного шкафа, казалась девочкой лет шестнадцати.

"Возьму-ка я эту книжку!" — сказала Бабочка и, видимо заскучав, вскоре ушла восвояси. Но с этого дня у неё вошло в привычку, возвращаясь с занятий, заходить ко мне в пансион. Несмотря на её частые визиты, между нами ничего не происходило, она копалась в книжном шкафу, ища какую-нибудь книгу, показывала свои упражнения в чистописании, расставляла у меня в комнате цветы, как её учили в школе, спрашивала, не нужно ли что заштопать.

Не могу сказать, что я был совершенно глух к чувствам юной гейши, но всё же я воспринимал их как досадную помеху. Всеобщая любимица, тихая, смирная девушка, во время попоек она трогательно заботилась обо мне, видя, что я ничего не пью, не пою песен и откровенно скучаю. Потеряв надежду вернуть М., я едва не пал, обольщённый искренностью её страсти. Как-то раз зайдя ко мне после занятий, Бабочка сунула ноги в котацу и пробормотала точно про себя:

— Между прочим, мой отец — депутат верхней палаты О., честное слово! Матушка держит ресторан с гейшами, поэтому и я выхожу, но эта работа мне опротивела. Может быть, отец меня признает… Пожалуй, я тоже убегу в "Общество исправления пороков".

С этими словами она зарылась лицом в матрас, накрывающий котацу, и захныкала.

Незадолго до этого в Аките одна молодая гейша с помощью "Общества исправления пороков" уехала в столицу и потребовала у своего отца взять её к себе. Это происшествие наделало много шуму. Когда-то отец этой девушки был в Аките директором средней школы, и она стала плодом его связи с гейшей. Позже он в качестве педагога получил большой вес в столичных политических кругах, поэтому происшествие широко освещалось в газетах и имело сильный резонанс в обществе. По слухам, судьба Бабочки мало чем отличалась от судьбы той молодой гейши, и я находил вполне естественным, что её вдохновила решимость её товарки, но, глядя вблизи на эту уткнувшуюся в матрас девушку, я испытывал только замешательство. У меня перед глазами стояло похожее на мордочку кузнечика насмешливое лицо начальника департамента, а в ушах звучали его иронические слова: "Сакэ и девочки воспитают из тебя образцового чиновника!" Вот причина моего бессердечия. Но кроме того, я ещё не забыл о М., и это удержало меня оттого, чтобы совершить с Бабочкой непростительную ошибку.

В то время я писал что-то вроде верлибров и, уступая просьбам, публиковал эти беспомощные вирши в журнале, издававшемся департаментом. Из них сохранилось только одно. Стихотворение представляет интерес как свидетельство моего тогдашнего умонастроения, но то, что оно в качестве произведения новоприбывшего секретаря было опубликовано на первой странице и ублажало эстетические запросы молодых лесничих в глухих сторожках, сейчас заставляет меня сгорать от стыда.

Днём в тёмной комнате

я опускаю шторы

и в одиночестве любуюсь

трепещущими сполохами

уныло тлеющих углей.

На улице лежит глубокий снег,

протаптывая узкую тропу,

взбираюсь вверх отлогим косогором.

И если сквозь нависшие завесы

вдруг робко проникает солнца луч,

взметаю снег, как рой

весенних лепестков.

Уж скоро

в потоке тающих снегов

растают ледяные глыбы,

но, точно вдоль тропы безлистые деревья

в пустыне белой,

тоскливо следуют мои безжизненные дни.

Скрываясь от людей,

один,

я предаюсь любовным думам.

Ах, и сегодня, так же как вчера.

закрою плотно окна,

тоскливую свечу зажгу

и, может быть, увижу тень любимой.

8

Как только у меня выпадало свободное время, я пускался блуждать по заснеженным улицам, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о М. Бродил по развалинам старого замка. В воскресенье наведывался в маленькую католическую миссию. По вечерам на затянутой льдом канаве безуспешно пытался научиться кататься на коньках. Подбив молодых сослуживцев, забирался в горы и спускался на лыжах. Всё это только для того, чтобы убить время однообразной, тягостной жизни. Однако все ухищрения были напрасны. Я пытался читать французские книги, которые накупил перед отправкой в Акиту. Но и это не приносило облегчения.

Я решил, что единственным спасением для меня будет отыскать в департаменте хоть какую-нибудь работу. Когда в первые годы эпохи Мэйдзи в общих чертах размечали казённые леса, никак не учитывали традиционного уклада жизни близлежащих деревень. Из-за этого многие деревни ныне бедствовали. Я впервые узнал об этом, только поступив на службу, поэтому решил изучить, как обстоят дела на подведомственной нашему департаменту территории. Начальник отдела советовал мне дождаться, когда сойдёт снег, но я собрал работников отдела и устроил совещание по этой проблеме. В результате мне стало ясно, что во многих случаях при разметке казённых лесов были нарушены права деревенских жителей, права, которые следовало признать естественными, поскольку они затрагивали испокон века сложившийся уклад жизни, и что если вновь поднять эту проблему, то не будет отбоя от жалоб и ходатайств. Мне захотелось на месте, из первых рук разузнать, какой ущерб понесли деревенские жители. Но для того чтобы провести конкретные исследования, мне надо было самому поездить по деревням, а это представлялось совершенно невозможным в снежную пору.

Департамент лесного хозяйства — маленькое учреждение. Чиновников высшего ранга — всего ничего. Трудно было представить, чтобы внутри возникли какие-либо раздоры. Пока начальник департамента находился в заграничной командировке, его должность исполнял пожилой инженер. Решив, что именно в снежный сезон легче провести исследования и осмотреть местность, я изложил ему свои соображения и попросил выписать мне командировку. В то же время я пожаловался на отсутствие работы, о чём было принято помалкивать.