Курьер из Гамбурга - Нина Соротокина

Под эти решительные мысли Глафира стала одеваться.

16

– Альберт, друг мой! Вы как всегда вовремя! И я вам очень рад. Для начала мы заедем к Нарышкину.

– Ах, Федор Георгиевич, вы правильно ко мне обратились. Я ваш искренний друг. Но сегодня. С вашего позволения, мы поедем к Нарышкину чуть позднее. Не удивляйтесь. Нам предстоит важный разговор. Должен сказать, что в основу наших отношений положены, по крайней мере с моей стороны, положены не только дружба, но и дело.

– Какое? – не понял Бакунин. – Иные говорят, что вертеться в свете тяжкий труд.

Он стоял перед зеркалом и, не доверяя камердинеру, уже третий раз завязывал шейный платок.

– Повремените с туалетом, сядьте.

Тон молодого Шлоса не понравился Бакунину, он иронически усмехнулся, но тем не менее сел напротив гостя.

– Я уполномочен заявить, – важно сказала Глафира, – что нахожусь в полном вашем распоряжении. А подчинение мое касается важных государственных дел. Вы меня понимаете?

– Ни в малейшей степени, – отозвался Бакунин, он все еще не мог понять, серьезен Шлос или шутит, играя многозначительность. – И перестаньте говорить загадками. Что значит – уполномочен? Кем?

Глафира одернула камзол, распрямила плечи, даже напряглась слегка, как перед прыжком. Нечего размазывать, надо сразу брать быка за рога!

– Я знаю, что в столице имеет место быть заговор в пользу великого князя Павла Петровича. Знаю, что вы имеете к этому заговору прямое отношение. Пославшие меня – трезвые люди. От их имени я предлагаю вам денежную помощь в сем предприятии. Смена правительства вещь чрезвычайно хлопотная и сопряжена с большими расходами.

Бакунин смотрел на Глафиру в крайнем изумлении, лицо его побледнело, и крапинки, оставшиеся от оспы, проступили вдруг ярко. «Красив, подлец!» – отметила Глафира, – но тут же, тряхнув для убедительности головой, отогнала от себя крамольные мысли.

– Чушь какая! С чего это вам взбрело в голову? Вот ведь глупости, – сказал наконец он с усилием в голосе.

– Меня уполномочили, – во второй раз повторила Глафира, – передать вам наше предложение. Деньги вам предоставят, как только получат ваше принципиальное согласие. Сам я всего лишь чистый лист бумаги, на котором писала другая рука. Мне велено всего лишь прочитать текст.

– Какой-то заговор дурацкий… И с чего вы взяли, что я имею к этому отношение?

– Не только вы. Нам известны и другие имена. Я сам видел, как вы поехали на тайное собрание к капитану Наумову. Это вы не будете отрицать.

Глафира играла ва-банк. Уж про собрание она ничего толком не знала, и скажи ей Бакунин, де, мы в карты играли, ей нечего было бы на это возразить. Но собеседник молчал, и она приободрилась.

– И то, что капитан Наумов заговорщик, мне точно известно, и рыжий Григорий, фамилию запамятовал…

– Вернов, – машинально бросил Бакунин.

– Правильно, Вернов, – ей вспомнился список. – Вольные каменщики есть всемирные братья. Мы рыцари Востока и Иерусалима. Мы есть неустрашимые, ревностные, огненные борцы за справедливость! (Господи, что я несу?» – пронеслось в голове.) – Поверьте, мы хотим помочь России в этом благородном предприятии.

Бакунин был мрачен. В речах безусого юнца ему слышался разбойничий посвист. Вот ведь пригрел гадюку на груди! Но можно ли ему верить? Может, все кончится обычным шантажом? Надо бы расспросить Елагина про этого Шлоса. А скорей всего – не надо.

– Россия не нуждается в лишних помощниках, – бросил он с раздражением, потом замолчал надолго, прошелся по комнате. – И как вы все это будете осуществлять? Вы приходите ко мне завтра с корзиной золота, вываливаете его на стол, и на этом мы расстаемся?

– Не-е-т. Мы может дать деньг только в обмен.

– В обмен на что?

– Вы должны доказать, что деньги пойдут на дело, а не на пустые траты.

– Доказать? Это кому я буду доказывать? Вы забываетесь, сударь!

– Боже избавь, я совсем не забываюсь. Предложение о сотрудничестве исходит от могущественных людей. И поверьте мне, Федор Георгиевич, мне неприятно говорить вам все это, но сии важные особы располагают векселем на ваше имя. В нем указана значительная сумма. Я уполномочен вернуть вам сей вексель, как только ваше согласие сотрудничать…

Бакунин не дал Глафире закончить ее пространную речь. Он побагровел вдруг, театрально взмахнул рукой и завопил пронзительно:

– Вон из моего дома! Мальчишка, щенок гамбургский…

Глафира вцепилась в подлокотники кресла.

– Далась вам моя молодость. Поверьте, я гораздо старше, чем выгляжу. И давайте говорить о деле. Я думаю, что в делах заговорщиков вы тоже не более, чем чистый лист бумаги и не вам решать…

– Трезвые люди поручили вам разговаривать именно со мной?

– В моем распоряжении есть и другие имена.

– Почему вы выбрали именно меня?

– Вы мне нравитесь, Федор Георгиевич. Я вам доверяю.

Здесь Глафира сделала явный промах. Она была уверена, что своим ответом польстила Бакунину, доверие всегда приятно, но он набычился, сжал кулаки и прошипел в лицо Глафире:

– А вот вы мне не нравитесь. Возьмите в доверенные лица кого-нибудь другого. Капитан-поручик Наумов вас устроит?

– Но почему?

Бакунин вдруг расхохотался. Весь его вид говорил, ну не дурак ли я, что влип в эту историю. И еще веду глупейший разговор. И с кем? Отсмеявшись, он сказал вполне миролюбиво:

– Я сам в некотором роде сбоку припеку, а с Андреем Ивановичем вы быстро найдете общий язык. А сейчас позвольте откланяться, – он решительно направился к двери, словно не Глафира была у него в гостях, а он сам нанес ей визит и теперь, кончив дела, оставлял ее дом.

Глафира бросилась следом.

– Но вы должны упредить капитана Наумова о нашем разговоре.

– Я ничего вам не должен, – дверь в гостиную захлопнулась перед ее носом. Далее явился лакей и вежливо проводил ее до выхода.

Бакунин отправился в библиотеку, сел к столу и принялся читать первую попавшуюся книгу. Через десять минут он отложил ее в сторону и принялся обдумывать ситуацию. Он уже ругал себя за несдержанность. И что он так обозлился на Шлоса? В масонских шли толки, де, немецкие господа хотят погреть руки на неурядицах вокруг русского трона. Но он не ожидал, что это будет сделано так грубо. Черт, и откуда они знают подробности? Масоны всегда суют нос в чужие дела. Деньги они, вишь, предлагают, да еще в оскорбительной форме требуют отчета за посул. А его самого так просто хотят купить!

Но и это было не главным. В конце концов деньги всегда нужны. Солдатам надо платить, караул подкупить, и вообще возникнет куча непредвиденных обстоятельств. Возмутительным было то, что посредником в столь важном деле был выбран неоперившийся птенец фон Шлос. «Я гораздо старше, чем выгляжу» – фраза эта выводила Бакунина из себя. Сплетня о размытом возрасте немца не только раздражала, но вызывала брезгливость. Какое-то бесполое существо, не мужчина, не женщина, фантом! И то, что эти самые трезвые люди выбрали в качестве посланника Шлоса, придавала всей операции, включая сам заговор, несерьезный, почти водевильный характер.