Рубежник - Дмитрий Александрович Билик

— Пусть черти твои тащат, — ответил я, продолжая мериться величиной воображаемого «прибора». — Где сядем?

— Сядешь ты в лужу, а присядем мы там, — указал Большак на самый внушительный по размерам костер.

И тут же направился туда. А я за ним.

Большак уселся на какой-то топчан. Здесь явно было его постоянное место. Рядом стоял перевернутый ящик, на котором покоился граненый стакан и оставленные карты. Видимо, я прервал чертей в самый разгар игры.

Я уселся напротив, через огонь, даже зевнул. Правда, сделал это скорее нервно, но вышло вроде неплохо. Словно, у меня и без того куча дел, а приходится коротать вечер здесь.

Тем временем черти притащили мои пакеты Большаку и тот стал их разбирать. Примерно через полминуты, когда вся ватага уже чуть ли не плясала от нетерпения, главный черт налил себе полный стакан водки, выпил и закурил привезенные сигареты.

— Ладные дары, рубежник. Кто научил?

Сказал, а сам по лицу рукой провел. Ага, помню науку Черноуха. Значит, действительно я черту угодил.

Кстати, теперь не двухрубцовый, а рубежник. Существенный прогресс. Как бы через пару бутылок не стать братаном.

— Знающие люди, — ответил я. — Дело к тебе есть.

— Странно было бы, если бы просто так пришел, — рассмеялся Большак. — Может, до дела в картишки перекинемся? Так, на интерес.

— На интерес с дураками играй, — ответил я. — Я не свататься или брататься к тебе пришел.

— Вроде молоденький, рубежник плевенький, а говоришь правильно. Как опытный, матерый. Ладно, с чем пожаловал?

— Слышал я, есть в этих землях лешачиха.

При упоминании нечисти, уже находившиеся в добром расположении черти пришли в неистовство. Кто-то зашипел, другой закричал, третий разлил водку, за что тут же получил подзатыльник. Сам Большак лишь скривился, но кивнул. Мол, так.

— Счеты у меня с ней свои. Научи, как одолеть ее и покажи, где живет.

— А мне что с того? — пожал плечами Большак. Сам же опять рукой по лицу провел.

Рисовался. Цену себе набивал. Григорий говорил, что черти издавна лешачих на дух не переваривают. И нахождение подобной нечисти у Большака, как кость в горле. Что тому причиной, бес объяснить не мог.

— Деньги тебе дам, — я вытащил пять заготовленных монет.

Причем, не Ингиных, а тех, что по наследству достались. Григорий сказал, что черти все же нечисть русская. И деньги предпочитают такие же. При виде лунного серебра Большак разве что на ноги не вскочил. Оно и понятно, чертям волшебные деньги редко перепадали. Они обычно пьяных чужан обирали, а у тех какое серебро?

— Пять таких сейчас и пять таких же, как только дело сделаю, — сказал я.

— Идет! — чуть ли не заорал Большак.

Ну да, он же все-таки черт, пусть старый и опытный. Значит, тоже искушению поддается. Может, не тем я занимаюсь? Не рубежником мне надо было быть, а к чертями прибиться?

— Сначала по рукам хлопнем, — сказал я. — Ты мне всю правду без утайки, да скажешь так, чтобы делом или бездействием вреда не нанести, в ловушку не загнать.

— И ты чтобы после не обманул, рубежников на нас не натравил.

Мы попрепирались еще с минуту, составляя «устный договор», а затем скрепили его рукопожатием. «Чин по чину» — как шепнул мне Григорий.

— Зовут-то тебя, как?

— Матвей.

— Редкое имя среди рубежников. Я Семен. Хотя раньше звали Симеон. Говори, рубежник, на что тебе лешачиха?

— Челове… чужанский ребенок у нее. Вместо него подменыша подсунула, а себе его забрала.

— В своем праве, — с легким вздохом сказал Большак. — А ты не боишься против нее выступать? Понимаешь, кто за ней стоит? Какая-никакая, а родня ему.

— Если каждую нечисть бояться, то нужно дома сидеть. Кто за ней стоит знаю. Вот только не прав ты. Лешему лешачиха не родня.

— В этом сам разбираться будешь. Но придет ко мне леший, я тебя знать не знаю, видеть не видел. Сами разбирайтесь.

— Забились. Так что там про ребенка?

— Да видел я этого пацана. Малехонький совсем, жалко, загубит. У нас бы послужил.

— Послужил? — не понял я.

Большак поежился. В другой ситуации не сказал бы ничего, но теперь мы договор заключили. И если информация касается лешачихи, он обязан ее рассказать.

— Бывает, что дитев, которые без надсмотру, к себе забираем. Кого за плату лешему в ученики отдадим, кого водяному, для прислуживания. Иной раз, когда настолько дитенок без царя в голове, себе оставляем. Эй, Черноух, сучий сын, поди сюда.

К костру выбрался мой недавний знакомый. Робко поводил ушами и уставился на Большака. Мне даже жалко его стало.

— Во, двадцать восемь годков назад подле дороги умыкнули. Такой бестолковый, что никому не сгодился. Себе оставили. Да и тут он…

Большак не договорил, махнул рукой. А Митька, словно того и дожидаясь, вновь растворился во тьме.

— Значит, простые люди могут стать нечистью? — удивился я.

— Неужто не знал? — рассмеялся Большак. — Порой могут, порой нет. Частичка хиста ведь у каждого чужанина есть. Да только сколько ее там, одни слезы. Мы же, когда в обученье берем, своим промыслом делимся. Что нам на потребу, все из него достаем — завистливость, хитрость, злобу. Через то чужанин сильнее становится, с нами роднится.

Угу, вот только Митька, по его же рассказам, за проведенные почти тридцать лет так и остался чужим среди чертей. Его шпыняли, издевались, даже отправили на ту болотную кочку не просто так — услали подальше. С глаз долой, чтобы не мешал. Интересно, это со всей нечистью так или только с определенной?

— Того мальчонку я видал. Хороший, смышленый. Многим бы подошел.

— Это же он семью его сюда заманил! — взбудоражено прошептал Григорий из портсигара.

— Это кто там у тебя из кармана вякает⁈ — набычился Большак.

— Не твоего ума дело. Значит, вон оно как. Ты того пацана себе хотел забрать, а тут лешачиха в дело вмешалась?

А я всю дорогу думал, какого ляда Тихомировы поперлись к черту на рога. Объяснение далось весьма просто. Именно из-за черта и его рогов. Видимо, они добрались до Большого поля. Там уже их почуяла нечисть и увела в лес. Вот только в дело вмешалась лешачиха.

— Себе не