Рыцарь ордена НКВД - Сергей Зверев

С ликвидацией подпольного правительства активность боевиков резко пошла на спад. Хотя окончательно они не успокаивались еще долго. Американцы исправно продолжали снабжать их деньгами, оружием. И поддерживать их движение за границей с центрами в Дании и Швеции. Представителем в Литве одного из этих центров и был Батя.

Командировка Ясного продлилась чуть больше месяца. Перед возвращением в Москву его пригласил Снечкус и искренне благодарил.

— Не будет больше власти фашистских недобитков в нашей республике — ни в лесах, ни в городах. Никогда! — горячо воскликнул первый секретарь ЦК Литвы.

В декабре 1952 года Игнатьев приболел, и Ясный остался исполнять его обязанности. К нему на прием напросился автор дела врачей Рюмин, назначенный уже замминистра по следствию. Он был страшно воодушевлен тем, что принес на утверждение начальства проект письма Сталину о результатах своих многотрудных дел.

Прочитав справку, Василий Степанович поймал себя на мысли, как хорошо бы открыть сейф, вытащить табельный пистолет и разнести пулей череп этого человека. Но быстро взял себя в руки. Нервами делу не поможешь.

В отчете Рюмин представил дополнительный список лиц, оказывавших содействие врагам народа по делу врачей. В том числе тех, на кого указал деморализованный бывший министр Абакумов, которого изводили постоянными допросами. Набралось человек сто пятьдесят.

— Спасибо за проделанную работу, — спокойно произнес Ясный, забирая проект письма. — Я покажу материал Игнатьеву.

В тот же день он поехал на дачу к министру. Тот ознакомился с бумагами и слегка ошалел. В этом списке были десятки сотрудников МГБ и МВД, даже какие-то хозяйственники, — как попали туда, одному черту да Рюмину известно. И белые нитки, которыми сшито дело, торчали отовсюду.

Игнатьев тут же примчался на работу. На совещании заслушал своего новоиспеченного зама по следствию. Тот с пеной у рта вещал о происках врагов народа, которых нужно арестовать немедленно, пока они не свергли советскую власть и не уничтожили товарища Сталина. Он кипел негодованием, однако было понятно, что этому карьеристу хочется выслужиться и напомнить о себе в самых верхах. Ну а заодно под шумок он решил зачистить в родном ведомстве всех, кто его не любит и не уважает. А уважали его очень немногие.

Ясный взял слово и объявил, что оснований для арестов недостаточно. Все обвинения построены на самооговорах и доносах. Если есть что-то за этим, нужно более тщательно искать доказательства.

До конца жизни Ясный так и не определится — было ли что-то реальное в деле врачей. Лекари при царях всегда были в центре заговоров. И после истории с ЕАК, Михоэлсом и Крымской автономией антисоветская радикальная часть мирового сионистского движения жаждала устранения Сталина. Но одно было очевидно — масштабы дела врачей Рюминым раздуты до небес, большинство обвинений сфальсифицированы.

После этого заслушивания Игнатьев и Ясный остались наедине в кабинете.

— Нужно от этого негодяя избавляться, — сказал начальник контрразведки. Он много чего знал о Рюмине и методах его работы. Тот еще в Архангельске зарекомендовал себя мастером подлогов и липы, любителем избивать подследственных. Ходили слухи, что на допросах он даже насиловал женщин.

— Нужно, — кивнул Игнатьев. — Как на пороховой бочке с ним. И нас погубит. И людей сколько невиновных еще под монастырь подведет. Ну какой же мерзавец!

— Страшный интриган… Вот почему так получатся в нашей службе. У нас или герои, принципиальные, справедливые, до последней капли крови верные Отчизне. Или беспринципные карьеристы, готовые отца родного продать, выбивать показания, подхалимничать, чинить произвол. И как-то среднего не дано.

— Власть, Василий Степанович. Большая власть. И большая ответственность. Слишком много нам дано. Но много и спрашивается.

— Верно. Вот только одни цепляются за власть. Другие же несут на себе груз ответственности.

— Ну да. Рыцари ордена НКВД. И паразиты. Таковы люди. Может быть, когда ступим на Марс, там найдем других людей. Но никак не ближе…

У двух руководителей МГБ было явное ощущение опасности, исходящий от зама по следствию. Свежа в памяти история с Абакумовым. И теперь Рюмин снова мог выйти наверх и повторить трюк — объявить, что руководство министерства покрывает врагов народа. Поэтому были проработаны неотложные меры, как донести до окружения Сталина и самого вождя сложившуюся ситуацию. Игнатьев подготовил докладную записку наверх, где осторожно намекнул, что сомневается в объективности расследований, которые ведет Рюмин.

А Рюмин побоялся повторить старый трюк. Понял, что время немножко изменилось и теперь можно попасть не в масть и сесть в камеру рядом с Абакумовым.

Ну а пока министр и начальник контрразведки дистанцировались от зама по следствию. Перестали приглашать его на совещания.

Ясный поручил передопросить свидетелей по делу врачей в обход Рюмина. Сам участвовал в допросах. И ощущение того, что большинство материалов липовые, постепенно приобретало характер стойкой уверенности.

Дело врачей начинало трещать по швам. И все шло к тому, что оно развалится с треском, большую часть обвиняемых выпустят. Уже начали освобождать людей, большинство из которых были заслуженные и преданные стране. И Сталин не возражал. У него отношение к этому делу постепенно начало меняться. Он видел перегибы. И последующая за этим делом вакханалия, борьба с космополитизмом, когда школьники отказывались учиться вместе с гнусными космополитами, тоже вышла за рамки разумного и беспокоила вождя.

Правда, эскулапов опасался Сталин все так же. Он занимался самолечением. Ни одной таблетки не брал из рук кремлевских врачей. Посылал свою охрану покупать лекарства в городских аптеках.

В связи со всеми этими событиями внутри страны и усиливающимся противостоянием с Западом Сталин был озабочен эффективностью спецслужб. Он пригласил к себе на совещание на Ближнюю дачу руководство силовых ведомств, в том числе и Ясного, и предложил:

— Товарищи. Давайте посоветуемся. Не стоит ли реорганизовать силовые ведомства и создать одну специальную службу, как ЦРУ. Объединить ГРУ, Министерство обороны, разведку, контрразведку и дипломатическую разведку в одном ведомстве, создать мощный ударный кулак.

Практически все присутствовавшие выразили сомнение в эффективности этой меры. Слишком громоздкое получается образование. И не будет межведомственной конкуренции, которая иногда благотворно сказывалась на работе, хотя часто и мешала.

— Надо улучшать работу ведомств, — настаивал Сталин. — Вы подумайте об этом…

Вскоре подоспела новая «радость». Первый секретарь Ленинградского обкома партии Василий Андрианов — известный любитель пускать пыль в глаза и устраивать показательные акции, порки, бесполезные, но громкие — решил отличиться и продемонстрировать свою бескомпромиссность по отношению к врагам народа. То есть устроить показательный акт подхалимажа. Обязал начальника Ленинградского УМГБ генерал-майора Николая Ермолаева, тоже известного проходимца, составить список проживающих в Ленинграде родственников репрессированных по Ленинградскому делу, записать их скопом в оппозицию и принять меры к выселению.