Байки служивых людей - Александр Новиков

На следующем перерыве изумленные танкисты у арки Главного штаба наблюдали, как босой Меря гонялся за мной, размахивая здоровенным ботинком. Я уворачивался от него, шныряя между танками. Нам было очень тепло.

* * *

А теперь, собственно, о параде. Для нас он начинался примерно в пять утра. Выскочив из только что успевших нагреться коек, мы мчались на камбуз, с невероятной скоростью проглатывали что-нибудь скользкое и холодное (оставленное с вечера) и неслись обратно, в «команду». Там с матами-перематами втискивались в приготовленную парадную форму, помогая друг другу прицепить аксельбанты и застегнуть ремни. После этого все с той же космической скоростью мы собирали инструменты и выкатывались к воротам КПП.

Там нас уже ждал обледеневший старшина и абсолютно непрогретый «пазик», в который мы залезали, стараясь делать это наиболее шумно – не хрен спать, когда оркестр бодрствует! Наконец автобус трогался, и мы дружно засыпали под издевательское радиоприветствие: «Доброе утро, товарищи! Начинаем утреннюю гимнастику!..»

В семь часов утра мы уже были на одном из кораблей, выстроенных на Неве. «Приступаем к водным процедурам!..»

В Питере парад начинался на воде. И обеспечивали «водную» его часть, естественно, морские оркестры. Хуже всего было тем, кто попадал играть на подводные лодки, стоящие у Литейного моста. На них было очень скользко и, главное, совершенно некуда спрятаться от пронизывающего невского ветра. Нам в этом смысле всегда везло – оркестр был одним из лучших, поэтому ему поручали самую ответственную задачу: играть прямо напротив Эрмитажа, там, где все начальство сходит на берег и прямиком следует на площадь, принимать общевойсковой парад. У Дворцового моста чаще всего стоял какой-нибудь огромный БПК*, где было полно места для отогрева и отдыха.

* Большой противолодочный корабль.

Правда, сначала оркестр обеспечивает торжественный подъем флага, чем доставляет невыразимое удовольствие местному горнисту, делающему это триста шестьдесят четыре раза в год. Эта ответственная задача состоит в том, что мы выскакиваем на бак и быстренько лабаем гимн, знаками подгоняя матросика, который ну о-о-чень ме-е-едленно поднимает флаг.

В такие минуты особенно сильно ощущаешь, как хорошо носить морскую форму и не служить на корабле. Мы – в офицерских фуражках, двубортных шинелях и белых кашне – ходим по кораблю, стараясь ничего не касаться белоснежными перчатками. Матросы смотрят на нас как на инопланетян и работают, работают, работают... Мы для них – абсолютно гражданская, «цивильная» часть жизни, они смотрят на нас как на пришельцев и не верят, что бывает и такая срочная служба.

Нас уводят на камбуз, где нам предстоит провести полтора часа, и предлагают выпить чаю. От запаха этого чая, должно быть, морщатся даже огромные корабельные крысы, но мы старательно его пьем – чтобы не обидеть гостеприимного кока...

В девять часов начинается морской парад. Мы выстраиваемся на борту и играем встречный марш, пока с кораблем не поравняется белоснежный «Альбатрос» – катер с командованием базы. На палубе катера ежатся адмиралы, командир базы кричит что-то в микрофон. Невозможно разобрать ни одного слова, но все знают, что он приветствует личный состав, и дружно орут: «Здра-а... Жла-а... Ва... Рал!!!» Адмирал снова что-то кричит, и корабль отзывается троекратным «Ура!». По взмаху начальника мы вновь ревем встречный марш и из-за спины командира базы высовывается комбат Ватнер, чтобы погрозить нам кулаком и таким образом поднять наш боевой дух.

Пока «Альбатрос» обходит остальные суда, мы смотрим, как по перекрытой набережной с разных сторон несутся автобусы с морскими оркестрами – их корабли уже свое откричали, и музыкантов свозят к Дворцовой – занимать свои места на Дворцовой площади. Они сочувственно машут, зная, что нам предстоит.

Тем временем «Альбатрос» возвращается к пристани перед нашим кораблем. Мы вновь играем марш и мысленно уговариваем руководство базы как можно быстрее сойти на берег. Ватнер на «Альбатросе» нас прекрасно понимает и всячески суетится – нам кажется, что он просто выпихивает адмиралов с катера.

Наконец начальство сходит на берег и наш дирижер останавливает марш. «Переходим к бегу!»

Начинается «спринт». Громыхая инструментами, мы кубарем скатываемся по трапу на пыхтящий буксирчик, пришвартованный у противоположного борта. Едва дождавшись, пока последний музыкант спрыгнет на палубу, рулевой резко закладывает штурвал и на предельной скорости чешет к пристани. Едва подойдя к стенке, мы, как заправские морпехи, прыгаем на набережную. Именно в этот момент начальник понимает, что мы забыли на корабле двух воспитонов. Кляня все на свете, он посылает за ними старшину на том же буксирчике и строит нас в шеренгу. «Бег на месте, с левой ноги... и-и-и...»

Через минуту, сбившись в колонну по двое, мы бежим. Бежим мы долго – нам нужно обогнуть Эрмитаж и, промчавшись по Зимней канавке, построиться на Певческом мосту. Достигнув финиша и тяжело дыша, мы оправляемся и в последний раз проверяем готовность. «А теперь упражнение на восстановление дыхания: руки вверх – глубокий вдох – плавно вниз – вы-ы-ыдох...»

Парадные войска уже выстроены на площади, до парада – пятнадцать минут, а в оркестровом полку зияют дыры – это наши места, и с каждой минутой карьерные мечты нашего начальника становятся все призрачней. Наконец из-за угла появляются взмыленные воспитоны, сопровождаемые задыхающимся Гнусом. Словно бегуны, передающие эстафету, они врезаются в наш строй, и мы тут же шагаем на площадь. В батальонах легкий гомон: «Опоздали, матросики!», «Красиво чешут...», «Ну и засадят им после парада!» – наш и без того красный дирижер угрожающе багровеет.

Как только мы наконец замираем в строю, по площади с какой-то странной полувопросительной интонацией разносится команда:

– Ра-а-ад?!! А-а-няйсь!!. Ир-р-рна?..

Смирно так смирно – оркестр, стоящий перед самым носом у начальства, показывает просто чудеса военной выправки. Подбородки вытянуты, инструменты на одной линии. Даже барабаны строго на одном уровне и повернуты под одним углом! Сверкающие «тамбуры» дирижеров блестят как штыки. Перед полком с прижатыми к губам фанфарами замерли, как изваяния, суворовцы. Это уже, кстати, чистая бутафория, но красиво!

Павлов стоит к нам спиной, он напряжен, но он в нас верит. Только бы... Но это, конечно же, случается: бац! – с громким неприятным стуком в обморок падает суворовец-фанфарист. Фанфара, весело звякая, катится по брусчатке. Из задних шеренг уже несутся трое – специально для этого спрятанные за Александрийской колонной офицеры и суворовец на замену. Трибуны тихо гудят.

Слава Богу, начинается доклад начальника академии, чей полк идет первым. Кругленький генерал ест глазами трибуну, с которой спускается командующий парадом, и заносит толстенькую ножку для первого шага. Мстительный Павлов медлит – с этим генералом на ночной репетиции произошла забавная история...

В нашем репертуаре имелся десяток разнообразных встречных маршей*, каждый из которых предназначался для обхода определенного рода войск. Скажем, к морским полкам командующий приближался под «Встречный марш ВМФ», к гвардейцам – под «Гвардейский встречный» и т. д.