Флагман Флотилии. Выжить вопреки - Игорь Сорокин

– Со шпионами бороться – не наша профессия. Да и подменить замучаешься, мало того что близнец нужен, так еще и обучить надо службе корабельной, кораблем управлять. Я сколько на корабле уже служу, а за штурвал идти даже не помышляю. Криптографию у нас еще и помощник знает – выходит, он – тоже шпион. Все, эту тему забыли и выбросили из головы, – изложил свои мысли механик.

В кают-компанию ввалился главный старшина Нечипайло.

– Товарищ командир, головний старшина Нечипайло прибув по вашому приказу, – доложил Нечипайло.

– Нечипайло, привет. А скажи-ка нам, ты не помнишь, как заболел наш командир товарищ Прохоров в Николаеве. Как он в госпиталь-то попал. Наш командир говорит, что не помнит. Очнулся, говорит, в госпитальной палате. Кто его нашел больным и кто в госпиталь отправил? Или он сам туда пошел… – начал интересоваться доктор Панасенко.

– Так цеж я йогой відвіз з буксиру до гошпиталя. Ми тоді їли у кают-компанії. Коли Іване Андрійовичу поїли, та розпочали виходити з за столу, а потому як гепнеться, то все з буфету й впало. – Великий и богатый украинский язык – его нет нужды переводить в какую-либо сторону, для русского или белоруса. Как нет нужды на украинский язык переводить братские. Это политики делят народы и народности.

– Так, командир упал в кают-компании при всех? И еще и уронил все, что было на буфете, – уточнил информацию связист.

– Ну, то я й кажу. Гепнувся, та потягнув за собою усе, що було на буфеті.

– Нас интересует, тогда, когда командир падал, он ударился или нет? – задал наводящий вопрос военком.

– То я про теж й кажу, що він вдарився о той клятий буфет, тай потягнув усе за собою. Він вдарився, та зомлів. А я узяв хлопців, тай ми й потягли його до гошпиталя.

– Так, для меня как врача все понятно. Надо будет запись в медкнижке сделать. А вам, Демид Евдокимович, я бы посоветовал, пока не поздно, с нашего главного старшины бумагу взять, рассказывающую товарищу Федоренко о том, как и при каких обстоятельства товарищ Прохоров попал в госпиталь. А то мало ли что, – такой вот, опытный по службе и жизни, старший корабельный фельдшер дал совет корабельному комиссару.

– Все, Нечипайло, иди. Пока мы тут совещаемся, заходи в мою каюту и начни писать объяснительную – как ты отвел командира в госпиталь. И не забудь там нормально написать, что командир ударился головой о буфет. Если еще кто рядом был, не забудь написать, – отправил главного старшину комиссар.

– Я так думаю, с командиром, как сказал Павел Данилович, все понятно. Заболел, потерял сознание, упал, ударился головой, и как итог амнезия вместе с гриппом. Что теперь дальше будет? Война, получается, не один месяц будет. Хоть на нашей земле? – подвел итоги разбирательству механик, решив тут же продолжить тему.

– Не знаю. Вы служите со мной уже сколько времени. Вам лучше знать. В моих снах вижу только несколько месяцев. Вплоть до середины августа. Я там все время с вами. А далее я ничего не вижу. Ни себя, ни вас.

– И что, вообще никого? Ни жену, ни детей? У тебя же дочка в Ленинграде. Ее что – не помнишь, – задал вопрос доктор.

– Только про дочку Юлю из Ленинграда. Когда думаю, о ней вижу зиму, люди замерзшие, и страшный голод чувствую. Зиму мы уже пережили, значит, это потом должно быть. Это единственное, что получается, после августа, может быть. Я им в Ленинград письмо послал с адресом в Поти, пускай срочно туда переезжают.

– Так вот, командир, почему ты всех в Поти зовешь и на один корабль все наши семьи зовешь. Там зимой тепло и есть будет что, – озвучил догадку связист.

– Да у меня нет там мыслей, которые запрещают туда ехать.

– Командир, а если ты видел сны до августа, то где мы воевали, здесь на Дунае и далее пошли румынов бить? Получается, мы воевали несколько месяцев. Почему ты все немцев в пример ставишь? Здесь же румыны против нас воюют. – Старпом Павел Викторович Кручинин готов воевать победно на чужой земле.

– Ты погоди, Павел. А голод тогда в Ленинграде зимой откуда. Где там румыны, там финны. С ними только прошлой зимой воевали. Или немчура аж до Ленинграда с финнами и румынами дойдет? Чего, Александрович, молчишь, не рассказываешь дальше? В твоих снах мы все вместе до августа будем? – прервал Кручинина механик.

– Да что вы такое говорите. Да это паникерством пахнет. Чтобы финны и немцы у Ленинграда были. Это же война на нашей территории, – высказался комиссар и испугался своей догадки.

– Что три месяца на своей земле, а может и больше, раз зима голодная и трупы на улицах. А ты, Демид Евдокимович, не торопись сразу нас за паникеров держать. Вон Иван Александрович сколько месяцев в себе держал. Ведь мог и руки опустить, а не нас, старых командиров, новым загружать. Ты посмотри, что он за это время натворить успел. И нам спать не давал, и тебя загрузил – на всю корабельную группу. Это же надо так, оглянуться каждый из нас не успел, а кроме корабельных дел еще и проблемы КУГ на плечи получили. Значит, не все так плохо. Знает, что делает, – продолжил возникшую мысль Панасенко.

– Давайте к делу перейдем. Как и где воевать будем? – вернулся к главной теме связист. Все вновь переключили внимание на меня.

– Не могу точно сказать. Знаю, что тут будем, почти месяц. Потом пойдем в Николаев на завод. Значит, тут что-то будет происходить, раз ремонт потребуется. Потом будем возле Николаева, Херсона и Очакова воевать. Последнее, что видел, это бой с немецкими самолетами возле Очакова. Я там еще ходом маневрировал, но не помогло машинное отделение, затопило, и весь боезапас кончился. Все, дальше ничего не помню. В этот день мы все были вместе.

Тишина за столом. Сначала все смотрели на меня, а потом на механика.

– Вы че. Не смотрите так на меня, – выдал мгновенно вспотевший механик. Его китель начал мешать ему дышать. И он расстегнул все пуговицы. Он ведь как никто понимает – затопленное машинное, значит, затопленный механик, там его боевой пост.

Потом все посмотрели на артиллериста – это он отвечает за боезапас. Если нет боезапаса и нет хода, то корабль – неподвижная мишень. Это не значит, что надо уже оставлять корабль, ход можно каким-то образом восстановить и боезапас подвезти можно, но это потом, если выживешь в эти мгновения.

Артиллерист тоже теперь получил внимание, заставляющее осознать, что в этом пункте ты подвел товарищей, доверивших тебе жизнь.

– Да ведь этого еще не было. Вы что, уже считаете, что я вас подвел? Да у нас хватает боезапаса… Да я теперь этого боезапаса буду столько получать. Попробуйте мне только теперь сказать, что места нет, – выдал покрасневший Петр.

– Успокойтесь все. Ведь это только сны. Я когда очнулся в госпитале, тоже так подумал. Мол, механик ход не дал, а артиллерист боезапаса не получил. А потом себя корить начал. Как же так. Ведь все, как надо, действовали. И тогда я решил разобраться – кто нас атаковал, что я знаю об этом. Узнал. Сразу стало понятно – с опытными вояками столкнуться пришлось. Они в Англии вон какие дела творили, а теперь у них Греция и Югославия позади. Начал я думать и понял. Машинное затопили. А почему? Ведь мог же еще и в сторону идти, нет только вперед и назад ход давал. С боезапасом история… Там тоже столько стреляли, кажется, не один час. И еще стреляли, то чем? «Максимами» – по цельнометаллическим самолетам, пуля прошьет, а ему все равно, у него же дюраль, а не деревянный корпус. Да хоть еще вагон патронов на корабль загрузи, это все равно не из пушки или из крупняка стрельба. Вот поэтому я и пошел на установку нового оружия, и начал новый маневр отрабатывать. Поэтому ИСА на корабль и получил, чтобы в затопленном машинном отделении механики могли что-то делать и дать ход, или корпус заделать… – я сделал маленькую паузу и закончил ободряюще: – В моем сне корабль тогда был другой – «Ударный» был таким, как если бы все оставалось по-старому. А теперь у нас крупнокалиберные пулеметы, пушки и даже прожекторы зенитные есть. Есть тройка своих собственных глиссеров с Нечипайлой во главе, которые, если что, нас дымовой завесой хоть на часок прикроют. Главное, нам теперь боезапаса побольше да людей и матчасть подготовить. У меня еще есть задумки. Возможно, в Николаеве сможем корабль еще больше усилить. Заодно узнаем, правдивые у меня сны или нет. В любом случае, что смогли сделать, уже неплохо.