Заземление - Александр Мелихов

Батюшки — это был Гришка Бердичевский!

Сердце радостно екнуло: воскрес друг и учитель! Но в каком виде — лысенький, сытенький, жизнерадостный… А был вылитый молодой Свердлов в очках без оправы, которые вполне можно было принять за пенсне, Гришка-то впервые и назвал его Савлом. Длинный, тощий, стремительный, Гришка всюду входил, словно инспектировал каких-то обормотов, заранее уверенный, что они все сделали не так, — Гришка в свое время и подсадил его на Фрейда: «Единственный, кто смотрит на мир реально…» Хотя и за этим слышалось: но мы и с ним еще разберемся.

И вот он же округлившийся, довольный… неужто в Америке и правда рай?

— Гриша, дорогой, как я рад, ты где?.. — премудрый Савл сам поразился, до чего легко в нем проснулся доверчивый Савик, захлебывающийся от радости, с какими умами ему выпало счастье дружить.

— Где и был, в эсшаа, — Гришка по-прежнему все произносит на свой лад и не сентиментальничает, хотя уже не чеканит, а отвечает с улыбкой. — Но я к тебе по делу. Я читал, что отец Павел куда-то исчез, а я обладаю способностью находить исчезнувших людей. Если, конечно, они нужны духовному миру.

Едрить твою, и Гришка, что ли, туда же, в духовку?.. Но стоп, прикуси язык, все-таки черт-те сколько лет не видел друга.

— И где же, по-твоему, отец Павел?

— Не надо сарказма. Впрочем, все это детские понты, духовному миру до них дела нет. Просто ты для себя закрываешь возможность с ним общаться. Ты лучше раскройся, тогда я, возможно, смогу тебе помочь.

Он говорил с милой, совсем не Гришкиной улыбкой, как будто урезонивал симпатичного, но задиристого мальчугана.

— Хорошо, хорошо, не буду. Так и где он, по-твоему?

— Я чувствую, что он как-то связан с водой.

— Что это значит? Он утонул или работает водопроводчиком?

— Вот ты опять. Если хочешь принять какую-то информацию из духовного мира, ты должен полностью отключить скепсис. И слушать, не откликнется ли что-то в твоей глубине.

Видимо, слово «глубина» сделалось ключевым в их индуцированной бредовой системе. Надо поосторожнее.

— Ладно, попробую отключить. Правда, не представляю, как это делается.

— Представь, что ты первобытный человек, — Гришка был неузнаваемо терпелив и доброжелателен. — Ты никогда ничему не учился. Ты не читал никаких книг. Ты один в лесу. Ты чувствуешь, куда дует ветер, в каком направлении течет вода, смотришь на небо, скоро ли пойдет дождь, высматриваешь, какие звери поблизости, опасные они или нет — и так далее. Никаких знаний у тебя нет, у тебя поневоле работает не разум, а интуиция. Вот тогда только у тебя есть шанс что-то расслышать из духовного мира. Собственно, и все. До свидания.

Он улыбнулся так дружелюбно и буднично, словно по-соседски заглянул за спичками и спешит откланяться. Чтобы не обременять хозяина сверх необходимости.

— Что, и все?.. Скажи хоть пару слов о себе — где ты живешь, как?.. Мы же черт знает сколько лет не виделись.

— До чего вы все любите детские вопросы — как поживаешь да что кушаешь, да на чем спишь, да с кем…

— Ну, конечно. Если человек нам симпатичен, разумеется, мы хотим побольше про него знать.

— Эти вопросы интересны только незрелым личностям. Но на них лучше всех ответил Иисус. Он сказал, что нужно жить в этом мире, но быть не от этого мира. Сознавать, что этот мир далеко не последняя реальность. Так сказать, кесарю кесарево, а Богу Богово.

Гришка говорил по-прежнему терпеливо, но несколько посуровел.

— Ну, если не хочешь отвечать…

— Ты обиделся? Моя мать тоже постоянно обижается, что я ничего о себе не рассказываю. Но сколько раз можно описывать, что́ я ел на завтрак… Но тебе могу рассказать, ты и правда ничего обо мне не знаешь. Что тебя интересует? Спрашивай.

У Савла возникло ощущение, как будто он работает с пациентом, а в таких ситуациях обидеть его было невозможно.

Пукх… На кухне нежно лопнуло яйцо. Черт, на таком важном месте прерваться невозможно.

— Сразу и не сообразишь, о чем спросить… Скажи, Фрейд там тебе пригождается?

— Фрейд же был противник всякой мистики, у него одни неврозы да психозы. Но как-то раз помог. Соседка пожаловалась, что у нее садится зрение, а я понял, что она не хочет видеть, как ее мужик — здоровый мужлан, шоферюга — заглядывается на соседскую негритянку. Очень сочная такая негритянка. Жена это понимает и подсознательно ослабляет свое зрение.

— Понятно. Ты зарабатываешь ясновидением?

— Нет, это мелкие фокусы. Но иногда духовным силам почему-то угодно, чтобы я по фотографии поставил диагноз — тогда я его ставлю. Вижу какое-нибудь черное пятно…

— А количество холестерина по фотографии определить не можешь?

— Рад, что тебе весело.

— Извини, по привычке. То, что я вижу на экране, это твоя квартира?

Гришка, казалось, говорил из какой-то подсобки — голая беленая стена, невольно ищешь швабру с ведром.

— У меня свой дом. Он довольно просторный, потому что теснота угнетающе действует на душу. Конечно, только на недостаточно зрелую. Душе, установившей прочный контакт с духовным миром, просторно даже в келье. Но я до этого еще не дорос. Зато научился обходиться без мебели. У меня есть кровать, письменный стол, на нем компьютер, затем кухонный стол, два стула. Раньше ко мне приходила подруга с ночевкой, она спала на надувной кровати.

Взгляд его зафиксировался на чем-то внизу, как будто он читал по бумажке.

Пукх… Лопнуло второе. Ладно, лишь бы вода не залила огонь, но вроде бы не должна, он налил, чтобы только прикрыть белые макушки.

— Я трачу деньги лишь на самое необходимое. Подруга это роскошь. Она моложе меня на двадцать два года, с какой стати она будет со мной спать бесплатно? Никаких сюсюканий, никакой ревности — добровольный обмен равноправных партнеров. Мне нужен секс, ей нужны деньги. Она тратит на меня ровно столько времени, сколько это предусмотрено контрактом. Это зрелые отношения. Между нами практически нет лжи, обмана. Мы хорошие партнеры по бизнесу. Кроме того, мы не идеализируем друг друга. Мы хорошо видим и недостатки, и достоинства друг друга. И нас это сближает. Но нет никакой привязанности. Мы не скучаем друг по другу. Теперь я даже встречаюсь с ней в мотеле, чтобы можно было прервать встречу, когда мне удобно.

— И… А чем она в остальное время занимается?

— Не интересовался. Она мулатка, из гетто. Знаю, что подрабатывала проституцией, возможно, и сейчас подрабатывает. Она честно предупреждает, что без презерватива лучше не пробовать. На всякий случай.

— А ты помнишь Лариску Вершикову?

Миниатюрная Лариска, едва достававшая Гришке до подмышки, вечно семенила за стремительным Гришкой хвостиком, и разбитной доцент, занимавшийся семейными отношениями, предлагал им поставить зачет-автомат, если они хотя бы объяснят, как у них это получается. Получалось, видимо, неплохо: после Гришкиного отъезда Лариске пришлось сделать аборт, и вся она надолго словно бы ссутулилась, отсырела и покраснела вплоть до миленькой бульбочки на кончике ее носа хорошенькой Буратинки. Пока ей казалось, что Гришка ее любит, она и сама была в себя влюблена, говорила о себе: «Ах, я глупышка!», — если что-нибудь путала. А когда Гришка ее бросил, она так и до сих пор не распрямилась, а бульбочка не побелела. Теперь преподает психологию искусства в каком-то изысканном лицее, где золотая молодежь чуть ли не гасит об нее косяки, но она все равно верит в облагораживающую силу красоты, берет пример с Ван Гога.