Я (не)буду твоей - Арья Данте

абсолютное ничто. Секунда и я вижу цель, четкую и неотвратимую, ту, что подпишет мне смертный приговор. Словно со стороны я наблюдаю затем, как мое тело встает с кровати и движется в сторону выхода, а потом дальше и дальше, огибает валуны, проходит в узкий проход между камнями, направляясь туда, где его уже ждут.

Но я не могу сопротивляться этой силе, да и уже не хочу. Я совершенно точно сдалась не только ее воле, но и этому немыслимому притяжению. Она сильнее меня в сто крат. Я должна сделать это. Просто обязана. Так надо. Так правильно.

Но кто она? Почему мой разум так быстро сдается ее желаниям?

Я слышу, как она дьявольски хохочет в моей голове и приказывает…приказывает…приказывает…

И я подчиняюсь, и мысленно зову его, нежно нашептывая то, от чего он никогда не сможет отказаться.

— Килиан, это я…я так хочу тебя…приди ко мне… я здесь…я так жду тебя…я буду твоей…только твоей…

Я, словно в замедленной съемке, вижу, как по полу пещеры стелется черный туман. Он живой, он призывает меня слушаться его, отдаться в его ласковые объятия, открыть свой разум и принять его целиком.

Где-то на задворках сознания кто-то кричит мне прийти в себя и перестать тонуть в этом бесконечно манящем омуте черной дымки, но я не слушаюсь, я отмахиваюсь от этого голоса. Странно, он так похож на меня. Или это и есть я?

Меня охватывает, разъедающая душу, паника и я со всей дури бью себя по щеке. Я так просто не сдамся, чертова сука! Кто бы ты ни была, я тебя переиграю!

Всего на секунду мое сознание проясняется и я в ужасе оглядываюсь по сторонам. Хаос Первозданный, где я? Это какой-то грот или пещера, покрытая вязью языка мертвых. Я сижу на ведьминском алтаре, вокруг меня чадят черные свечи, а на мне накинут только китель Звездного флота поверх белья. Я в ужасе озираюсь по сторонам и только собираюсь спрыгнуть с холодного камня, как темнота вокруг меня сгущается и передо мной появляется призрачная темная фигура.

— Ванда, — слышу я свое имя, произнесенное тихим шипящим шепотом.

Секунда и тень проходит сквозь меня, а мое сознание вновь ускользает из-под моего контроля. Я задыхаюсь и силюсь вырваться из невидимой, но такой крепкой хватки, но у меня ничего не выходит. И я с ужасом наблюдаю со стороны, как моя рука медленно, но, верно, расстегивает пуговицу моего жалкого одеяния.

Меня выгибает дугой, и я кричу во всю силу своих легких:

— Килиан!

И он приходит ко мне. Я вижу, как он уверенным шагом движется в мою сторону. Я силюсь прокричать, чтобы он уходил, но мой рот больше не слушается меня. Я себе больше не принадлежу.

— Ванда? — спрашивает он недоуменно.

— Да! Иди ко мне, мой хороший, — слышу я свой томный, пропитанный патокой голос.

Моя рука ложится на бедро и медленно движется вверх, открывая вид на черные кружевные трусики. Твою же мать! Какого черта?

Щелк и еще одна пуговица расстегнулась под моей рукой. Щелк! Щелк! Щелк! Я смотрю на себя и вижу, что на мне больше ничего нет, только расстегнутый китель и чертовы трусики. И Килиан тоже смотрит на меня, но слишком уж пристально. Прошу тебя! Не делай этого! Не поддавайся ей, хотя бы ты будь сильнее ее!

Но он только подходит еще ближе ко мне и громко сглатывает, насилуя меня своим похотливым взглядом. Слабак!

Тот, кто управляет мной, знает толк в обольщении. Я прикусываю губу и медленно веду бедрами, открывая вид на сосредоточение всей моей женственности. Не спеша, с оттяжкой провожу рукой по уже влажному кружеву. Пресвятой Космос, мое тело предало меня по всем фронтам!

Рука движется выше, по плоскому животу, приподнимает полную грудь и потирает, проколотую серебряным кольцом, горошинку соска.

— Ванда, что ты делаешь? — хриплым, надсадным голосом задает свой глупый вопрос Килиан.

Дурак! Беги! Беги пока не поздно!

И все, мое сознание в конец растворяется в этой страшной магии. Я с ужасом понимаю, что уже не могу различить, где мои мысли, а где чужие, я чувствую, хочу, жажду и совершенно точно намерена довести дело до конца!

— Я совращаю тебя, глупенький, — откидываю я голову и соблазнительно смеюсь, — иди сюда, прикоснись ко мне.

— Ванда, — почти стонет он и качает головой, будто тоже пытаясь прийти в себя.

Но я не даю ему шанса притормозить. Я приподнимаю бедра и медленно снимаю с себя свои трусики. Все, они нам больше не понадобятся.

Я облизываю верхнюю губу и прикусываю нижнюю, а потом вновь раздвигаю свои бедра. Я слышу его дикое звериное рычание. О, да!

— Не сопротивляйся себе, малыш! Возьми меня! Я хочу быть твоей, хочу принадлежать тебе одному…

Я с восторгом смотрю, как одна его ладонь легла на ширинку брюк и медленно расстегнула пуговицу. Еще! Этого мало! Молния ползет вниз, и я победно улыбаюсь.

Одна моя рука медленно скользит по набухшим, влажным складочкам, потирая клитор и слегка заныривая в глубину моей девочки, а друга ласкает потяжелевшую от вожделения грудь.

— Прошу тебя, перестань, — он ревет раненым зверем, но я беспощадна к нему. Томный, протяжный стон вырывается из меня, и я ложусь спиной на алтарь, выгибаясь и открывая себя его алчному взору.

Я вся в его власти, абсолютно вся.

— Килиан, разве ты не хочешь меня? — спрашиваю я его тихим, умоляющим шепотом.

— Хочу! — рычит он и наконец-то набрасывается на меня.

О, да, мой зверь! О, да!

Вокруг нас снопом искр ярко вспыхивают свечи, а на стенах вязь языка мертвых загорается призрачно-алым свечением. Черный туман клубится вокруг, любуясь тем, что он сделал с нами и смеется над нашим бессилием.

И пока его губы страстно и безудержно ласкают, предложенное ему, тело, из моих глаз без остановки текут слезы бессилия. Неужели это конец? Неужели мы так легко ей проиграли?

Не надо, Килиан, я прошу тебя!

Но он уже никогда этого не услышит…

Глава 41

Ванда

Утро нового дня встретило меня ярким солнечным светом и абсолютным душевным равновесием. Странно было так просыпаться, без сердечной боли и тоски, без глупых «если», нон-стопом крутящимися в голове. Я сладко потянулась и присела на все еще немного теплый камень своего такого странного спального места.

Как странно? Голая…Вроде бы еще вчера я ложилась спать, кутаясь в китель патлатого полиморфа. И тут, как обухом по голове, на меня накатили воспоминания прошедшей ночи.

Твою мать!

Святой