Контрразведчик - Юрий Корчевский

В 1921 году ВЧК было расстреляно 9701 человек за контрреволюционную деятельность. В 1937 году к расстрелу приговорили 353 074 человека. Всего с 1921 по 1953 год в РСФСР, а потом и СССР было расстреляно 642 980 человек.

Все же жалел Матвей о царском режиме. Была стабильность, народ сыт, одет. И для него, как для жандарма, понятны задачи и враги – все революционеры, жаждущие свергнуть власть. Но все делалось по закону. Свергли, случилось. Все партии, бывшие в союзниках у большевиков, стали ее врагами. Большевики стали уничтожать анархистов, эсеров, меньшевиков, бундовцев и прочих. Конкуренты не нужны, а законы лишь ограничивают, их долой! В итоге для населения жизнь изменилась в худшую сторону – голод, разруха, полное бесправие. И для страны плохо – заводы стоят, железная дорога едва дышит, торговля замерла. За границу поставлять нечего, притока валюты нет. Из церквей ценности уже вывезли, принялись за музейные кладовые, в том числе кремлевские и Эрмитажа.

Как бывший жандарм, он знал нормы питания заключенных при царском режиме. Самый строгий из них – каторга. Каторжанин получал в сутки 2,5 фунта хлеба (1 кг) и 136 г мяса. Крупа, овощи, зелень по норме. В месяц норма по мясу 3,5 кг. По продуктовым карточкам в городе иждивенец получал в 1920 году в месяц 1,5 кг мяса, а рабочий 2,5 кг. Да и мясо зачастую было не лучшего качества.

После одного из совещаний начальник попросил Матвея задержаться.

– Матвей Павлович, ты такого поэта Есенина знаешь?

– Не знаю, кто такой и почему нам интересен?

– Молодой, из рязанских. Начинал, как все они – про березки, про любовь. Но поступают сигналы – на вечерах и не только в тесном кругу, стал читать стихи непотребные. Да еще хулит советскую власть. Займись. Сходи на поэтический вечер, послушай.

– Вы же знаете, я пролетарий, не любитель рифмоплетов, – сказал Матвей.

– Что делать? Для дела борьбы с контрреволюцией надо.

– Есть!

На улицах нашел афиши. Отпечатанные на скверной газетной бумаге о вечере поэта, который должен состояться завтра в клубе фабрики «Красный резинщик». Вход свободный, начало в двадцать часов. Матвей фанатом поэзии не был, Пушкина, Лермонтова, Державина изучал в гимназии. Многие их стихи знал. Но от пролетарских поэтов его воротило – от Д. Бедного, В. Маяковского с его неуклюжими строками. Теперь придется целый вечер уделить. На службе хватало других важных дел – дипломаты многих стран пытались, пользуясь дипломатической неприкосновенностью, создавать агентурную сеть.

Следующим вечером пошел в клуб. Публика собралась разношерстная – и рабочие, и странные личности с шейными платками, претендующие на артистические наклонности, с горящими глазами завзятых кокаинистов. А еще нервические женщины, почти непрерывно курящие в фойе сигареты с длинными мундштуками. На небольшую сцену вышел поэт. Публика взорвалась овациями, которые не смолкали долго, пока поэт не начал декламировать стихи. Читал с подвываниями, как все поэты читают свои произведения. Матвей слушал внимательно.

Да нет в его стихах ничего от бунтаря. Вечер длился долго, часа три. Все же поэт устал и откланялся. К нему кинулись экзальтированные барышни. Матвей дождался, когда слушатели большей частью покинут зал. Пошел к выходу и поэт со стайкой почитательниц его таланта. За ними Матвей. Разговор о поэзии, о любви, о возвышенных чувствах. Если Сергей и говорит нечто неприемлемое для советской власти, то скорее в кругу друзей, если осторожен. Но творческие люди обычно делают поступки импульсивные. И если имеют свое мнение, обязательно проговорятся. С утра Матвей дал задание сотруднику последить за поэтом. Еще одно упущение ВЧК, что не переняли от Охранного отделения службу филеров. У «топтунов» и навыки слежки наработаны, и гардероб подобран специфический. Вывернул пиджак и он уже не черный, а синий. Снял картуз серого цвета, сунул в карман, а взамен нацепил кепку-восьмиклинку коричневую. Если фигурант осторожен, да еще реально замешан в чем-либо противозаконном, может оглядываться, а опытного «топтуна» не определит. Улики преступной деятельности собирать надо скрупулезно, слежкой выходить на возможные контакты. ВЧК же предпочитало силовые методы. Заподозрили после доноса, значит арестовать и признание выбить. А коли сознался – подпиши протокол и в суд. Матвей не слышал, чтобы кому-то вынесли оправдательный приговор. Либо от пяти до десяти лет лагерей, либо расстрел. Жизнь человеческая не стоила ничего, не ценила власть своих граждан, особенно специалистов, имевших опыт и получивших образование при царском режиме. Презрительно называли «бывшими». А обойтись зачастую без их помощи не могли. На ленинских догмах построить завод или запустить заброшенный рудник не получится, знаний не хватит.

Когда поняли большевики, что политика «военного коммунизма» ведет к экономическому краху, обратились к зарубежным странам. Но те объявили России бойкот. Банки отказывались покупать золото, транспортные компании – судовые и железнодорожные – не брали грузы на перевозку, страховые компании не страховали риски. Все потому, что большевики после Октябрьского переворота национализировали имущество иностранных собственников на полтора миллиарда золотых рублей и аннулировали царские долги. В ответ получили бойкот. Однако нашли выход в создании концессий. Это коммерческие предприятия с иностранными инвестициями, которые существовали с 1920 по 1944 год. Дельцы бы и не пошли, все же бойкот. Но больно условия заманчивые, прибыль 500–600 %, невиданная на Западе. В 1921–1922 годах образовалось 18 концессий и первая из них «Большое Северное Телеграфное общество». Англичан интересовала нефть, Германия вывозила металлолом, лес вывозили все заинтересованные страны. В 1926 году было уже 103 концессии.

Под видом сотрудников концессионных компаний в Россию приехали агенты разведок. Их интересовало всё – армия, экономика, политика. Вербовали информаторов. Во-первых, расплачивались твердой валютой, а не «фантиками», как презрительно называли совзнаки. А во-вторых, было много недовольных новой властью, особенно из «бывших», которые хотели ее падения. Да ладно бы только «бывшие», было много разочаровавшихся, обиженных. Народ вначале поверил пламенным речам, поддержал большевиков, а новая власть выгребла у селян запасы, обрекая семьи на голодную смерть. Может, и подняли бы бунт, да не было оружия, а главное – организатора, как в Тамбовской губернии.

Через несколько дней сотрудник доложил Матвею:

– Он уехал! Билет брал в Москву.

– Ты о ком?

– Да о поэте, Есенине.

– Баба с возу, кобыле легче.

Все же не поленился, нашел учетную карточку на С. А. Есенина. Что же за грех за поэтом, почему им ВЧК заинтересовалось? И сразу увидел, в чем интерес. В 1915–1917 годах поэт дружил с другим литератором – Леонидом Каннегисером, который впоследствии застрелил председателя ПетроЧК Урицкого. Тогда на допросах выпытывали все знакомства и связи убийцы, мелькнула фамилия Есенина. Да еще в 1920 году поэт арендовал книжную лавку на Большой Никитской и занялся книгоиздательской деятельностью. А большевики всегда старались контролировать печатные издания, главный источник информации. Забегая вперед, можно сказать, что Есенин Петроград, а затем и Ленинград, посещал не один раз, останавливался не один раз в гостиницах солидных – «Европейская», «Англетер».