В Ставке Верховного главнокомандующего. Воспоминания адмирала. 1914–1918 - Александр Дмитриевич Бубнов

сдавила его горло, и он поднес к лицу руку. Со всех сторон раздались рыдания. Государь повернулся, пожал некоторым из ближе стоящих руки и, сокрушенный, с поникшей головой, ушел.

Кончился многовековой период русской истории, во время которого Романовы создали Великую Российскую империю. И в этот до гроба незабываемый час все мы поняли безмерную глубину горя последнего из них, невольно способствовавшего гибели любимой им России, ибо над ним тяготел неумолимый рок: этого в душе мягкого человека и любящего семьянина судьба не наградила свойствами, необходимыми для управления великой страной; бремя власти пало на его слабые и неподготовленные к этому плечи. Глубоко верующий, он всеми силами ревниво охранял, по его глубокому убеждению, самим Богом данную ему власть и искренно думал, что именно в этом и зиждется благо любимой им России, ибо не умел думать иначе… И за это после безмерных унижений, перенесенных с истинно святым смирением, принял мученический венец.

* * *

Теперь тут возникает тревожный вопрос: сделало ли Верховное командование в лице генерала Алексеева и его сотрудников все, что было необходимо и возможно для предотвращения катастрофы, которая принесла России столько бедствий и страданий, а всему человечеству столько лишений и тревог за будущее?

Для правильного и объективного ответа нужно прежде всего иметь в виду, что события революционного движения развивались с необыкновенной, можно сказать, молниеносной быстротой. Успеху революции, без сомнения, способствовало не столько утомление войной, сколько крайнее негодование политикой престола и правительства народных масс, видевших только в революции выход из созданного этой политикой безнадежного положения.

Конечно, с того момента, как революционным силам удалось окончательно сломить в столице сопротивление органов правительственной власти, а особенно – когда железные дороги подчинились революционному комитету Викжеля, ничего предпринять в Петрограде было уже невозможно. Это и показала неудавшаяся попытка генерала Иванова с Георгиевским батальоном.

Возможно, была еще возможность спасти положение принятием энергичных мер в самые первые дни революционного движения, то есть 25 и 26 февраля. Но для этого Верховное командование и Главнокомандование Северо-Западного фронта должны были находиться в руках прозорливых, смелых и решительных боевых начальников, каковыми ни генерал Алексеев, ни тем более генерал Рузский не являлись. К тому же генерал Алексеев как раз в этот критический момент оказался тяжело болен. Кроме того, в эти первые дни революции петроградские власти посылали в Ставку успокоительные донесения и заверения, что справятся с беспорядками собственными силами.

В той обстановке, в которой началась и развивалась революция, остановить ее было нельзя. Возможно, это смог бы сделать великий князь Николай Николаевич, останься он во главе Верховного командования, но при нем революция, наверное, и не началась бы.

Так почему же не были своевременно предприняты меры для предотвращения начала революционного движения в столице и для успешной борьбы с ним в случае необходимости?

Верховное командование, даже при поверхностном знании истории, должно было отдавать себе отчет в том, что революционное движение во время войны явление нередкое и что оно всегда начинается именно в столицах. Поэтому должны своевременно предприниматься надежные меры для обеспечения порядка.

Особенно в этом явилась необходимость, когда всем, в том числе и Верховному командованию, стало ясно, что направление нашей внутренней политики способствует развитию революционного настроения в народных массах.

По закону на Верховном командовании лежит долг принять все меры для успешного исхода войны. Революционное движение неминуемо должно иметь отрицательное влияние на этот исход. И этого Верховное командование не могло не знать. Поэтому, раз оно было не в состоянии изменить пагубное направление нашей политики, его прямой долг заключался в том, чтобы, не поддаваясь каким-либо чувствам и политическим соображениям, неукоснительно принять со своей стороны самые решительные и продуманные меры для обеспечения порядка в столице. Это ему повелевал его долг.

Как же оно этот свой долг исполнило?

Верховное командование, несомненно, знало о нарастании революционного настроения в столице. В тревожных донесениях охранного отделения прямо говорилось о том, что близится революция.

Правда, министр внутренних дел Протопопов уверял, что он с одной лишь столичной полицией и жандармерией справится со всякими беспорядками, но генерал Алексеев, прекрасно зная оппортунизм, неуравновешенность и крайнюю ретроградность взглядов Протопопова, ни в коем случае не смел положиться на его заверения. Именно потому, что высшая гражданская власть в столице была в руках этого полусумасшедшего и всеми ненавидимого человека, Алексеев должен был принять решительные меры для обеспечения порядка в столице.

О том, что генерал Алексеев это сознавал, видно из того, что незадолго до начала революции столица и прилегающий к ней район были выделены в особую область, во главе которой поставлен главноначальствующий генерал. Однако на эту в высшей степени ответственную в данных обстоятельствах должность был назначен никому не известный и ничем себя не зарекомендовавший заурядный генерал Хабалов. Он, вероятно, из карьерных соображений, не решался докучать Ставке какими-либо своими требованиями и довольствовался тем, что имел.

Между тем подведомственный ему гарнизон столицы состоял лишь из запасных батальонов гвардейских полков, казачьего второочередного полка и нескольких сот юнкеров и курсантов разных военных училищ и курсов.

В 1916 году запасные батальоны были укомплектованы главным образом солдатами старых сроков службы, семейными, давно уже потерявшими понятие о воинской дисциплине, которые сами были чрезвычайно благоприятным «материалом» для возбуждения, а никак не для усмирения беспорядков. При этом почти все офицеры этих батальонов (к тому же совершенно недостаточные числом), призванные также из запаса, принадлежали к радикально и даже революционно настроенным слоям русского общества. Именно они и увлекли в критический момент запасные батальоны на сторону революции, обеспечив ей успех.

Во второочередных казачьих частях положение было немногим лучше.

Таким образом, в распоряжении генерала Хабалова для подкрепления в случае надобности столичной полиции не было никаких других надежных боевых частей, кроме нескольких сот юнкеров и курсантов.

Как же случилось, что Верховное командование не позаботилось назначить в состав гарнизона столицы достаточное число надежных кадровых войсковых частей?

В Ставке знали, что государь высказывал генералу Алексееву пожелание об усилении Петроградского гарнизона войсковыми частями из Гвардейского корпуса, бывшего на фронте. Но, как всегда, раз вверив генералу Алексееву верховное оперативное руководство, государь не считал возможным настаивать на своем пожелании. На этом энергично настаивал командир Гвардейского корпуса генерал Безобразов во время одного из своих приездов в Ставку незадолго до начала революции.

Но генерал Алексеев отверг это требование, ссылаясь на успокоительные заверения петроградских властей и на то, что в Петрограде все казармы заняты запасными батальонами, так что негде будет разместить, особенно в зимнее время, воинские части, посылаемые с