Мичман Хорнблауэр - Сесил Скотт Форестер

Но с наступлением утра туман неизбежно рассеется.

— Может, нам изменить курс, сэр? — спросил Виньят.

— Погодите, — сказал Хорнблауэр.

В свете разгорающейся зари мимо приносились клочья более густого тумана — верный признак, что долго он не продержится. В этот момент они вышли из полосы тумана на чистую воду.

— Вот он! — сказал Хантер. Офицеры и матросы забегали в панике.

— Стоять, черт возьми! — сорвался Хорнблауэр. Меньше чем в кабельтове с правого борта почти параллельным курсом шел трехпалубный корабль. Впереди и по правому борту угадывались силуэты трех боевых кораблей. Ничто не спасет шлюп, если он привлечет к себе внимание, единственный шанс — идти, как ни в чем не бывало. Остается надежда, что в беспечном испанском флоте вахтенные офицеры не знают, что у них нет такого шлюпа, как «Ла рев» или даже, чудом, что такой шлюп у них есть. В конце концов, «Ла рев» построена во Франции и оснащена по-французски. Борт о борт «Ла рев» и военные корабли шли по неспокойному морю. С такого расстояния любая из пятидесяти больших пушек могла бы расстрелять их в упор; одного попадания хватило бы, чтоб потопить шлюп. Хантер вполголоса ругался грязными словами, но дисциплина была безупречная — направленная с испанской палубы подзорная труба не обнаружила бы на борту шлюпа ничего подозрительного. Мимо них вновь проплыли клочья тумана, и они вошли в новую полосу.

— Слава Богу! — выдохнул Хантер, не заметив контраста между набожностью этой фразы и недавними богохульствами.

— Поворот через фордевинд, — скомандовал Хорнблауэр. — Положите ее на правый галс.

Матросам не надо было напоминать, чтоб они работали тихо: все и так прекрасно сознавали опасность. «Ла рев» плавно развернулась, шкоты были выбраны и свернуты без единого звука; теперь шлюп сел круто к ветру и волны набегали на его правую скулу.

— Сейчас мы пересечем их курс, — сказал Хорнблауэр.

— Дай Бог нам пройти у них под кормой, а не под носом, — заметил Виньят.

Герцогиня по-прежнему стояла на корме, закутанная в плащ с капюшоном. Она старалась никому не попадаться под ноги.

— Быть может, Вашему Сиятельству лучше спуститься вниз? — Хорнблауэр с трудом заставил себя обращаться официально.

— О нет, пожалуйста, — сказала герцогиня. — Я этого не вынесу.

Хорнблауэр пожал плечами и тут же забыл о герцогине, охваченный новой тревогой. Он ринулся вниз и вернулся с двумя большими запечатанными пакетами депеш. Вынув из ограждения кофель-нагель, он принялся куском веревки тщательно приматывать его к пакетам.

— Пожалуйста, — сказала герцогиня, — пожалуйста, мистер Хорнблауэр, скажите, что вы делаете?

— Хочу убедиться, что они утонут, если судно будет захвачено и я выброшу их за борт, — мрачно ответил Хорнблауэр.

— Но тогда они пропадут?

— Это лучше, чем если их прочтут испанцы, — Хорнблауэр с трудом сохранял спокойствие.

— Я могу позаботиться о них, — сказала герцогиня. — Конечно, могу.

Хорнблауэр пристально посмотрел на нее.

— Нет, — сказал он. — Они могут обыскать ваш багаж. Скорее всего, так они и поступят.

— Багаж! — воскликнула герцогиня. — Как будто я собираюсь убирать их в багаж! Я спрячу их на себе — меня-то они обыскивать не будут. У меня под юбкой их точно никто не найдет.

Неприкрытый реализм этих слов слегка ошеломил Хорнблауэра и одновременно заставил его почувствовать, что в предложении герцогини что-то есть.

— Если они нас захватят, — продолжала герцогиня, — не дай Бог, конечно, но если они нас захватят, меня они в плен не возьмут. Они отправят меня в Лиссабон и при первой же возможности посадят на английское судно. Тогда я немедленно передам депеши. Поздно, конечно, но лучше поздно, чем никогда.

— Это верно, — задумчиво произнес Хорнблауэр.

— Я буду беречь их пуще жизни, — сказала герцогиня. — Клянусь, что не расстанусь с ними. Я никому не скажу, что они у меня, пока не передам их королевскому офицеру.

Она посмотрела на Хорнблауэра. Ее взгляд светился честностью.

— Туман рассеивается, сэр, — заметил Виньят,

— Быстро! — сказала герцогиня.

Медлить было нельзя. Хорнблауэр высвободил пакеты из намотанной на них веревки, вручил их герцогине и вставил кофель-нагель на место.

— Ох уж эта чертова французская мода, — сказала герцогиня. — Я правду сказала, что спрячу их под юбками. За пазухой у меня места нет.

Действительно, верхняя часть платья отнюдь не выглядела вместительной: талия располагалась прямо под мышками, а дальше платье свисало свободно, в полном противоречии с анатомией.

— Дайте мне ярд этой веревки, быстро, — сказала герцогиня. Виньят отрезал ножом веревку и протянул герцогине. Она уже задрала юбки. Хорнблауэр в ужасе увидел полоску белого тела над чулками и тут же отвернулся. Туман несомненно, рассеивался.

— Можете смотреть, — сказала герцогиня, но юбки упали именно в тот самый момент, когда Хорнблауэр обернулся. — Они у меня под сорочкой, прямо на теле, как я вам обещала. Со времен Директории никто больше не носит корсетов. Так что я привязала их веревкой, один к животу, другой к спине. Вы что-нибудь видите?

Она повернулась кругом, чтоб Хорнблауэр смог убедиться.

— Нет, ничего не видно, — сказал он. — Я должен поблагодарить Ваше Сиятельство.

— Некоторое утолщение есть, — заметила герцогиня, — но неважно, что подумают испанцы, раз они не подумают правды.

Невозможность что-либо делать ставила Хорнблауэра в неудобное положение. Обсуждать с женщиной ее сорочки и корсеты — или отсутствие оных — занятие более чем странное.

Бледное солнце, еще совсем низкое, пробило туман и засияло им в глаза. Грот отбрасывал на палубу бледную тень. Солнце с каждой минутой светило все ярче.

— Вот оно, — сказал Хорнблауэр.

Горизонт стремительно распахнулся — сначала с нескольких ярдов до сотен, затем с сотен ярдов до полумили. Море было усеяно кораблями. Не менее шести были видны отчетливо, четыре линейных корабля и два больших фрегата. На их мачтах развевались красно-золотые испанские флаги, и, что еще более характерно, с них свисали большие деревянные кресты.

— Разверните судно обратно, мистер Хантер, — сказал Хорнблауэр. — Назад в туман.

Это был единственный шанс на спасение. Приближающиеся корабли обязательно обратят на них внимание, избежать их не удастся. «Ла рев» развернулась, но полоска тумана, из которой они только что вынырнули, уже растаяла под жарким солнцем. Последние остатки ее плыли впереди, но и они, тая, относились ветром. Прогремел пушечный выстрел, и недалеко от правого борта взвился фонтан брызг. Хорнблауэр оглянулся — как раз вовремя, чтоб увидеть последние клубы дыма, поднимающиеся над носом преследующего их фрегата.