«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994 - Борис Гедальевич Штерн

Да ничего подобного. Она уже несколько тысяч лет как доказана баобабом по имени… Господи боже мой… Склероз проклятый.

— Простите! — Психотерапевт Игорь Эммануилович Ямпольский посмотрел на собеседника, седенького старикашку, такого сухонького, что ему, казалось, ничего не стоило спрятаться за кружку с пивом, стоявшую перед ним на столе. — Простите! Баобаб… Это кто?

Старикашка захихикал:

— Хе-хе-хе… Баобаб — это кто?.. Хе-хе-хе… Да вы большой шутник. Во-первых, баобаб — это что. Во-вторых, баобаб есть баобаб, дерево, то самое, которое в Африке растет, в саванне, и в обхват имеет иногда по двадцать пять метров. У этих баобабов африканских очень большие склонности к математике, так же, как у плакучих ив — к лирической поэзии.

— А у дуба к чему склонность? — усмехнувшись, спросил Ямпольский.

— У дуба?

Старикашка отхлебнул из кружки и слегка пожал плечами.

— Дуб он и есть дуб. Тугодумы они, дубы эти. И особой склонности ни к чему не имеют. Разве что к администрированию. Дубы частоты распределяют. И могут передачи глушить на той или иной биочастоте. Если сочтут необходимым. У дубов биоэнергетика ой-ёй-ёй какая!

— Простите, с кем честь имею?

— Востроногов. Иван Ильич.

— А по профессии?

— В настоящее время экстрасенс-ботаник.

— А почему не зоолог?

— Потому что мой организм способен принимать биоизлучение исключительно от представителей растительного царства.

— Так-так. Разрешите еще вопрос?

— Сделайте одолжение.

— А какие деревья имеют склонность к химии?

— Никакие. Химия — наука преимущественно экспериментальная, а какой эксперимент может поставить, скажем, яблоня? Разве что плод свой уронить на чью-то голову. Один такой эксперимент, кстати, был поставлен… Впрочем, таблица Менделеева им известна — они ее открыли теоретически.

— Яблони?

— Нет, секвойи. Но на этом химические успехи растений и закончились. Вот математика, теоретическая физика, поэзия, философия — это их стихия. Там, где надо размышлять. Не так давно два каштана сформулировали генную теорию живого организма. Решили оповестить весь растительный мир о своем открытии, но сородичи-каштаны не признали существования гена, дубам пожаловались, и те стали глушить передачи каштановых генетиков. Получилось что-то вроде сессии ВАСХНИЛ 1948 года.

— По-о-нятно…

Кружка у Ямпольского была уже пуста, хотелось заказать еще одну, но еще более тянуло задавать новые вопросы.

— Иван Ильич! А ученые степени и звания у растений тоже присуждаются?

— А как же. И академики у них есть, и членкоры. И иностранные члены. Иностранцами они считают представителей животного царства. Как вы понимаете, этого… А! Вайлса!.. Ну который теорему Ферма доказал… в свою академию они не выберут. Приоритет тут за баобабом. А вот Крик и Уотсон у них давно уже в иностранных членах. И человека, впервые доказавшего влияние растительного биоизлучения на возникновение паранойи у людей, вчера вечером единогласно академиком выбрали.

— Кого?! — изумился Ямпольский.

— Да-да, Игорь Эммануилович. Отныне вы почетный академик. От имени и по поручению баобаба Авраама, нашего президента, довожу это официально до вашего сведения. Поздравляю! Вот так-то, люди не признали, а растения оценили. Никто, видно, не пророк в своем биологическом отечестве. Так что давайте закажем еще по кружке и отметим это событие. Кстати, у меня с собою хорошая таранка…

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

№ 10

⠀⠀ ⠀⠀

Юрии Охлопков

Два рассказа

Возвращение злодея

⠀⠀ ⠀⠀

Беспомощный остаток того, что некогда называлось человеком, лежал на залитом солнцем склоне пологого холма, поросшего невысокими деревьями. Вокруг простиралась саванна, без малейших признаков человеческого присутствия. До самого горизонта она была одинаковой, покрытой жесткой травой с рыжими проплешинами и кое-где торчавшими из нее поодиночке и группами деревьями. Выше горизонта начиналось небо — снизу бледное, кверху постепенно наливавшееся голубизной. В небе неподвижно застыли облака — белые вверху, чуть фиолетовые снизу, и видеть это было непривычным для лежавшего. Когда он был еще человеком, а не его остатком, то никогда не вглядывался вверх — разве что для того, чтобы проверить, не приближаются ли вертолеты СГС — Службы гражданского спокойствия.

Неподалеку паслись два существа, похожие на укороченных и утяжеленных жирафов с тапирьими головами. Одно из них — высотой метров шесть, другое — вдвое меньше. Видимо, самка с детенышем. Большое животное ощипывало ветви деревьев, маленькое довольствовалось кустарником.

Лежавший попытался вспомнить, как называются существа, — не потому, что это было нужно, а просто больше нечем было заняться. Палеотрагус? Не то… Барозавр? Еще дальше, это даже и не ящеры. Гирахиус… ага, уже ближе! Стоп… Балухитерий, он же парацератерий — или индрикотерий, близкий к нему? Ну, не важно, словом, гигантский безрогий носорог, крупнейшее из когда-либо живших наземных млекопитающих. Значит, он в олигоцене, тридцать миллионов лет назад, где-то в Средней Азии либо на территории Пакистана. Гиблое дело…

Потом на лежавшего упала тень: прямо над ним прошагало что-то огромное и косматое, и, только когда оно удалилось на несколько десятков метров, он смог рассмотреть его целиком. Несомненно, один из древних хищных — креодонт, но какой! Больше амурского тигра, больше белого медведя — одна голова не меньше метра! А вес не меньше тонны!

Зверь затрусил по направлению к индрикотериям, но как-то медленно, неуверенно. Лежавший попытался понять, что творится в маленькой мозговой коробке хищника, но не смог — видимо, в ходе пережитого лишился телепатического дара. Ну да ладно — снявши голову, по волосам не плачут.

Детеныш гигантского носорога испугался, издал жалобный блеющий звук и прижался к боку матери, а та уверенно ступила вперед — видимо, с целью отогнать хищника. Тот был достаточно велик, чтобы представлять угрозу и для нее, но сам в этом, кажется, уверен не был: он ощетинился, негромко, но басовито зарычал, однако длинный тонкий хвост трусливо поджал. Или у креодонтов поджатие хвоста не есть признак трусости?

Тут над саванной полыхнула ослепительная зарница, и раздался громоподобный раскат — и это при ясном-то небе!

Креодонт затрусил назад — хвост его уже не был поджат, а ритмично хлестал по бокам. Встревоженно оглядываясь, поспешили прочь и индрикотерии.

Огромная нога зверя нависла над лежавшим…

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Дитер Смит оказался посреди пустынной саванны. Кругом не было ни души, если не считать трех удалявшихся к горизонту животных.

Дитер сунул МВ в карман и направился к пологому холму. Он решил посидеть на нем, немного отдышаться после довольно утомительного путешествия: прежде чем добраться сюда, он побывал в нижнем триасе и верхнем докембрии. Но вдруг в глаза ему бросился наполовину втоптанный в землю предмет, тускло