Собрание сочинений в пяти томах - Михаил Афанасьевич Булгаков

Я не шепотом в углу выражал эти мысли. Я заключил их в драматургический памфлет и поставил этот памфлет на сцене. Советская пресса, заступаясь за Главрепертком, написала, что „Багровый остров“ — пасквиль на революцию. Это несерьезный лепет. Пасквиля на революцию в пьесе нет по многим причинам, из которых, за недостатком места, я укажу одну: пасквиль на революцию, вследствие чрезвычайной грандиозности ее, написать невозможно. Памфлет не есть пасквиль, а Главрепертком — не революция».

При жизни Булгакова пьеса не публиковалась.

Первые публикации «Багрового острова» за рубежом были осуществлены по случайным непроверенным спискам пьесы и изобилуют грубыми искажениями и ошибками в тексте (см.: Новый журнал. Нью-Йорк. 1968. Кн. 93. С. 38–76; см. также: Булгаков М. Пьесы. Адам и Ева. Багровый остров. Зойкина квартира. Paris: Ymca-press, 1971; 2-е изд. — 1974).

Журнальная публикация «Багрового острова» в СССР основана на неправленом машинописном экземпляре пьесы, имеющемся в архиве Булгакова (ГБЛ. Ф. 562. К. 11. Ед. хр. 10, 117 лл.); в этой редакции не учтены ни сокращения, ни последующие вставки и исправления в тексте, сделанные автором (см.: Дружба народов. 1987. № 8. С. 140–191. Подгот. текста и публ. Б. С. Мягкова и Б. В. Соколова). Тот же непрокорректированный Булгаковым текст «Багрового острова» повторен в кн.: Булгаков М. Чаша жизни. М.: Советская Россия, 1988. С. 291–374.

Пьеса «Багровый остров» в настоящем издании печатается по кн.: Булгаков М. Пьесы 1920-х годов (Театральное наследие). Л., 1989. С. 296–348.

За основу текста избрана единственная авторизованная машинопись «Багрового острова» с многочисленными рукописными вставками, исправлениями и вычеркиваниями рукой Булгакова и режиссерскими пометами А. Я. Таирова. Экземпляр принадлежал московскому Камерному театру и сохранился в фонде репертуарного сектора Комитета по делам искусств (ЦГАЛИ. Ф. 962. Оп. 1. Ед. хр. 64. 89 лл.).

Бег

Самый ранний из известных экземпляров «Бега» датирован 1926–1928 годами (Пьеса в пяти действиях, «восьми снах». — ГБЛ. Ф. 562. К. 11. Ед. хр. 11). На титульном листе машинописи вырван клочок бумаги; пояснительная записка Е. С. Булгаковой сообщает, что здесь было посвящение актерам-турбинцам: В. С. Соколовой, Н. П. Хмелеву, М. М. Яншину. «Бег» сочинялся — для них, драматург видел перед собой конкретные актерские индивидуальности.

Первые сведения о пьесе появились в печати в начале 1927 года: «Автор „Дней Турбиных“ М. Булгаков также обещает дать этому театру (МХАТу. — В. Г.) пьесу, рисующую эпизоды борьбы за Перекоп из гражданской войны» (Программы государственных академических театров. 1927. № 10. С. 10).

В апреле 1927 года Булгаков заключает договор с театром. Будущий «Бег» именуется пока по-иному: «М. А. Булгаков обязуется передать МХАТу для постановки на Большой сцене свою пьесу „Рыцарь Серафимы“ („Изгои“) <…> не позднее 20 августа 1927 г.» (ИРЛИ. Ф. 369. № 143).

Первый вариант пьесы в течение весны-лета 1927 года был окончен. Полярность оценки героев выявилась в двух предварительных названиях: «Рыцарь Серафимы» — и «Изгои».

По свидетельству Л. Е. Белозерской, ее устные воспоминания об эмиграции были той питательной почвой, на которой вырастал замысел «Бега». Известен еще один бесспорный документальный источник «Бега»: книга белого генерала Я. А. Слащова-Крымского («Требую суда общества и гласности. (Оборона и сдача Крыма)». Мемуары и документы. Константинополь, Книгоизд-во М. Шульман, 1921), вышедшая в 1920–1924 годах несколькими изданиями. Публикация документов, которыми располагал автор, рассказ о расстановке сил в белой армии (в частности — характеристика отношений Врангеля со Слащовым, отразившаяся в тексте пьесы при выстраивании линии главком — Хлудов), обрисованная «изнутри» ситуация крымских боев — все это уточняло фабульную канву «Бега». Не раз и не два в репликах Хлудова появятся те или иные, почти дословные реминисценции с фразами Слащова. Хлудов становится, наряду с «рыцарем» Голубковым и его дамой, одним из центральных героев пьесы.

2 января 1928 года Булгаков заключил новый договор со МХАТом — теперь уже на пьесу под названием «Бег», которую театр обязался поставить не позднее будущего сезона. 16 марта экземпляры «Бега» сданы в театр, а в конце апреля драматург уезжает на летний отдых. 17 мая он получает телеграмму от заведующего литературной частью МХАТа П. А. Маркова: «Постановка Бега возможна лишь при условии некоторых переделок просим разрешения вступить переговоры реперткомом» (ИРЛИ. Ф. 369. № 130).

«Бег» был представлен в Репертком в разгар газетно-журнальных боев вокруг «Дней Турбиных» и «Зойкиной квартиры». Год назад прошло печально известное совещание при Агитпропе, возвестившее о «конце экспериментального периода» и призвавшее к максимальной жесткости идеологического контроля. Фамилия Булгакова на совещании упоминалась выступавшими едва ли не чаще всех прочих «неблагонамеренных» литераторов. Оценки его произведений резки до грубости. Теперь противники булгаковского творчества выступают в печати не с рецензиями на отдельные вещи, а выстраивают общую линию литературного пути писателя. «Бег» той частью критико-театральной общественности, которая обладала в те годы возможностью печатных выступлений, был прочитан предвзято.

После «Зойкиной квартиры», написанной о тех, кто остался в России, Булгаков, которого пережитое «не отпускает», продолжает размышлять о частных судьбах людей на изломе истории, складывающихся в общую судьбу страны. «Бег» — рассказывает о тех, кто уехал. В «восьми снах» драматург стремится воочию увидеть то, что произошло с покинувшими Россию.

Приват-доцент Петербургского университета, играющий на шарманке. Жена министра, выходящая на панель. Бывший генерал, ныне проигравшийся в пух игрок и торговец «тещиными языками», сам себе пророчащий изгойство. Дочь губернатора (в 1-й редакции пьесы была реплика Чарноты: «Видали, дочь губернатора!»), превратившаяся в походную жену казачьего генерала, а затем решительно «устраивающая» свою жизнь с презираемым ею человеком.

Казалось бы — резче показать эмиграцию невозможно. Обсуждения пьесы Реперткомом и многочисленные статьи о «Беге» показали, что и эта пьеса Булгакова показалась абсолютно неприемлемой. Помимо сложившейся «сомнительной» репутации автора, сыграло свою роль то, что Булгаков, говоря о белой армии и «буржуях» — Голубкове и Серафиме, пишет не плакаты и схемы, а живые образы, объемные характеры. И в этом опустившемся мире Голубков продолжает любить Серафиму, Чарнота — не утрачивает озорства и не способен предать Люську, узнанную им в «мадемуазель Фрежоль», Хлудов поддерживает Голубкова, а Люська стремится оберечь Серафиму.

9 мая прошло совещание Реперткома, в резолюции которого сформулированы причины полной «неприемлемости» пьесы. Утверждалось, что скитания героев изображены «в ореоле подвижничества русской эмиграции» и «подобная установка не может быть оценена даже как сменовеховская, ибо автор сознательно отходит от какой бы то ни было характеристики своих героев, приявших Советы, в разрезе кризиса их мировоззрения…» Вывод гласил: «Подобное „хождение в Каноссу“ нужно автору не для подчеркивания исторической правоты завоеваний Октября, а для того, чтобы поднять своих героев-эмигрантов на более высшую ступень интеллектуального превосходства» (ИРЛИ. Ф. 369. № 130).

Ломаются планы будущего сезона у МХАТа, и режиссура начинает хлопоты о разрешении пьесы, в которой заинтересован театр. С началом сезона, 9 октября, В. И. Немирович-Данченко, используя присутствие в Москве