Тайный сыск царя Гороха - Андрей Олегович Белянин

головушка, кусана бородушка. На семи ветрах, у семи дорог, за синим морем твой куриный бог. Его волей, его указом, его словом и приказом обернись — замри, отомри — говори! А иначе не взыщи, попадёшь как кур в ощип…

Должен признать, что сразу леденец на палочке не сдался. Бабке пришлось его добрых минут пять уламывать, а может, и дольше, по крайней мере, мы с Митькой уже доели кашу и, скучая, постукивали деревянными ложками. Наконец, под рифмованной россыпью уговоров и угроз, петушок сдался, размяк, склонил голову набок и хитро подмигнул коричневым глазом:

— Что угодно, барыня-сударыня?

— Про хозяйку твою бывшую спросить хочу, — столь же вежливо кивнула Баба-яга. — Где она сейчас, ведаешь ли?

— Отчего ж не ведать. Да тока говорить с ней не хочу, она меня чуть не съела.

— Ты уж добрых людей не смеши, конфеты леденцовые, поди, для того и созданы, чтоб их ели. Так где, говоришь, хозяйка твоя прежняя?

— Чтоб ей пусто было, — с чувством ответил упёртый петух. — Вона, хороший человек сидит, меня у ней отобрал, к себе в карман сунул да и забыл. Спас, стало быть…

— Я те башку сахарную об стол разобью, — начала терять терпение бабка. — Где Маняша, говори!

— А вот не скажу! Ишь, тоже мне барыня-сударыня выискалась… Я, может…

— Митя, — обернулась наша грозная домохозяйка, — велю открыть рот и сосать петуха до полного изничтожения!

Петушок мигом припух, нахохлившись и вжимая голову в плечи. Наш герой безропотно раззявил пасть и сделал страшные глаза. Попытался лизнуть и взвыл…

— А-а, бабуль, он меня в язык клюнул!

Видимо, леденец попался не из пугливых. Яга скрипнула зубом и обернулась ко мне.

— Нет, — сразу замахал руками я. — Во-первых, сладкое портит фигуру, а во-вторых, пытки свидетелей у нас в отделении категорически запрещены!

— Никитка! — истерично взвизгнула наша эксперт-криминалистка. — Не заводи меня, лизни птицу в хвост, раз спереду она клюётся! А не то мы сей же час с осколками энтого свидетеля чай вприкуску пить будем!

— Дозвольте я за Никиту Ивановича ещё раз лизну, — подал голос Митя. — А ну, подь сюды, сволочь леденцовая…

Он так страшно клацнул зубами, что петух уже практически попрощался с хвостом, как вдруг распахнул клювик и заговорил прекрасно знакомым нам девичьим голосом:

— Ой-й! И чё нам делать, он всех нас съест! Ой-ёй, ну не сразу, а по одной, конечно, и меня, младшую, напоследок! Ой-ой-ой, а чё я тады реву-то, как корова?! А-а, вспомнила. Дык вас жа-ле-ю-чи-и, подружки дорогие-э-э!

— Душевно завывает, по-деревенски, — сентиментально улыбнулся мой непробиваемый напарник. — Как на похоронах, аж за сердце берёт…

— А чё сразу заткнись? Чё я затыкаться-то буду? Чай, не царица какая приказывает… Ну а даже и царица, допустим, и чё?!

— Девушка на нервах, возможно, ПМС, потому и нарывается, — значимо предположил я. — В обычное время Маняша вполне себе воспитанная девица. И неконфликтная, и неборзеющая.

Что и кто ей отвечал, мы не слышали, но, судя по тому, что дочь кузнеца без коровы быстренько сменила тон, Олёна и Лидия Адольфина быстро навели порядок, погасив бунт демократических ценностей ещё в зародыше.

— Дык я чё, против, чё ли?! Я ж за государыню нашу и за супругу сыскного воеводы любому глаза выцарапаю! Будь даже он из себя и такой красавчик…

И вот тут мы все услышали отголосок дружного девичьего вздоха. Петушок икнул, поперхнулся и без предупреждения отключил аудиосвязь, вновь превратившись в простой замурзанный леденец.

— Издох, — резюмировала Яга. — В сахаре большой силы нет, ить он же продукт производный, сам по себе в живой природе не растёт, потому и жизни долгой не имеет. На, Митенька, грызи смело!

Наш младший сотрудник, счастливый, что петушок ему всё-таки вернули, с видимым наслаждением лизнул его пару раз и так же запасливо убрал в кафтан. Бог ему судья, лично мне бы и в голову не пришло таскать всякие липкие сладости в кармане мундира. Брр…

— Ну, что я могу сказать, сотруднички дорогие… — Глава нашего экспертного отдела, сложив руки на груди (или что она этим словом называет), подняла на нас победный взгляд и подмигнула. — Все девки живы! Энто на сей момент главное. Ну и конечно, нам бы поторапливаться стоило, ибо сердце женское не камень, а Змей, судя по всему, не такой уж и проклятущий. Кабы до нашего приезду у царя Гороха ветвистые рога не выросли. Да, да, Никитушка, про твою Олёну вообще молчу…

— В смысле? — напрягся я.

— Дык она уж, как ни верти, а из всех трёх самая красивошная будет, — виновато развела руками бабка. — Так что если о мужском взгляде речь вести, то и получается, жена твоя для похитителя — всех прочих желаннее будет!

Мать моя прокуратура, весь следственный отдел внутренних органов…

Я поймал себя на жгучем желании задушить Бабу-ягу только за то, что она абсолютно права. Наша всеми любимая царица всё-таки обладала внешностью и характером на любителя. Маняша — дочь кузнеца, девушка свежая, яркая, но с явно выраженной крестьянской фигурой. То есть всё есть, всё крепкое, сбитое, надёжное, приспособленное рожать в поле, не отрываясь от жатвы.

Если сравнивать царицу с моей Олёной, то это как лошадь с ланью. А если Маняшу, то, может быть, как лебедь с домашней гусыней. Ничего личного, без обид?

Как ни верти, а получается, что Яга всё верно сказала. С её-то жизненным опытом не знать, какая особа понравится мужчине больше — царственная, деревенская или неприступная? Ответ на поверхности. И как же он меня не радует…

Думаю, все эти мысли слишком явно отразились на моём лице. По крайней мере, Митя тут же пожал мне руку, преданно заглядывая в глаза, как будто прощаясь перед штурмом рейхстага. Моя домохозяйка тоже поняла, что сболтнула лишнее и, какие бы у неё ни были отношения с Олёной, всё-таки стоит учитывать и моё какое-никакое мнение законного мужа…

— Что делать-то будем, соколик?

— Атаковать.

— Втроём? На избушке, без пушки?

— Впятером, — напомнил я. — Кроме нас троих есть ещё царь с дьяком. Так что вполне тянем на партизанский отряд…

— …с предателем, — значимо напомнила моя домохозяйка. И кто бы с ней, по сути, не согласился.

Гражданин Груздев Филимон Митрофанович, повсеместно известный своей непримиримой борьбой с милицейскими органами, гордо реющий буревестник в скуфейке, нетрезвый геморрой во плоти, Че Гевара лукошкинского разлива, был настолько ярким персонажем, что ни на день, ни на час не оставлял своим вниманием наше тихое отделение.

Более того, иногда мне казалось, что такого преданного фаната надо ещё поискать, а этот всегда рядом,