Месть троянского коня - Ирина Измайлова

— Судя по длине древка, что торчит наружу, — негромко проговорил он, — стрела не пробила всего–навсего полтора–два пальца плоти. Послушай, Пентесилея, достань–ка свой нож!

Она повиновалась, ничего не спрашивая, только молча следя за Пелидом.

— Мне придется, — продолжал Ахилл, — причинить ему боль. Но пускай она будет один раз и будет мгновенная, понимаешь? Сейчас я протолкну стрелу насквозь, чтобы вышел наконечник. Ты тотчас — понимаешь, сразу! — отсекай его ножом, и я мигом ее вытащу. Сможешь?

— Смогу, конечно, — спокойно ответила амазонка.

— Ну, в таком случае… Готова?

— Готова.

— Давай!

Сжав между пальцами древко стрелы, Ахилл одним движением толкнул его вперед. Наконечник выскочил из спины Гектора, в вязкой гуще целебной мази — и тут же отлетел, срезанный острым, как бритва, ножом Пентесилеи. Обратным движением руки Ахилл в то же мгновение выдернул стрелу из тела.

Гектор не вскрикнул, но лишь весь дернулся и обмяк на коленях друга.

— Как он? — спросила амазонка тревожно.

— Сердце бьется, — глухо ответил Ахилл, вытирая с лица хлынувший струями пот. И, отняв от ранки на груди троянского героя целебную примочку, добавил: — И кровь пошла чистая, значит, хвала Аполлону, там не было гноя! Он потерял сознание, но иначе и не могло быть. Давай сюда повязки… Какая же ты умница, что захватила холст!

— Ты в первый раз меня похвалил! — воскликнула молодая женщина и ощутила, что на ее лице, совсем не ко времени, проступает краска.

— Потому что я — грубый невежа, тупой, как варвар. Если бы не ты… Да рви же скорее эти тряпки! Надо перевязать раны и нести его к шатру — ведь вот–вот начнет темнеть!

Царица Гекуба разводила свой костер перед шатром, наверное, для того, чтобы уцелевшие троянцы (а она верила, что уцелели и другие) видели этот огонь и пришли к нему.

Костер как раз начал разгораться, когда в сумерках со стороны города показались Ахилл и Пентесилея. На руках героя Гекуба увидала завернутое в плащ тело и сразу поняла, что это Гектор. Материнское чутье безошибочно сказало ей, что он жив…

— Мальчик! Сыночек мой!

За все это время царице Трои впервые изменили силы и мужество. Она смеялась и плакала и, спотыкаясь, бежала навстречу идущим.

— Гектор! Родной мой!

— Мама! — прошептал Гектор, когда руки матери коснулись его лица и волос. — Мама, все хорошо…

Она неудержимо разрыдалась, и Пентесилея обняла ее, прижала к себе и повела, поддерживая, как сделала бы самая обыкновенная женщина, а не могучая и непобедимая царица амазонок.

В шатре их встретили дружным радостным криком. Даже Деифоб, преодолевая слабость, приподнялся, чтобы тронуть руку вновь обретенного брата и сказать ему несколько ободряющих слов. Троил, рискуя развалить очаг и опрокинуть опоры шатра, скакал с торжествующими воплями. Антенор тоже завопил, как мальчишка, и от радости хватил ладонью по плечу сидевшего на краю его лежанки Терсита, чуть не сломав тому ключицу.

— Раненый, тоже мне! — закричал спартанец. — Мне бы в придачу к ране такую силищу! Это называется — порыв ликования! Ну, и я ликую… Кого бы только стукнуть?

Но удивительнее всех встретила Гектора светловолосая женщина с огромными глазами. Она упала на колени у лежанки, на которую Ахилл бережно опустил раненого друга, и схватив его руку, прижала к своей щеке.

— Гектор, Гектор! — она заливалась слезами, даже не пытаясь их сдержать. — О, какое счастье, что ты остался в живых! Мне и так не простить себя никогда, но если бы еще и твоя смерть… Если бы еще и ты, самый великодушный, самый невиноватый из них…

Герой всмотрелся, сразу не узнав ее, и тут же тихо вскрикнул:

— Что за наваждение! Елена?! Они тебя не увезли?!!

Елена! Теперь и Ахилл пристально вгляделся в эту босую, одетую в изорванный хитон женщину и… узнал ее! Узнал ту, что на торжественном обеде во дворце Приама сидела неподалеку от царя и царицы в роскошных блистающих одеждах, затмевая их великолепие своей торжествующей красотой…

Хотя ее трудно было узнать. Грязные лицо и руки, волосы, неровно и некрасиво обрезанные, ссадина и кровопотек на правой щеке, — все это никак не напоминало дивную красавицу Елену, злую богиню великой Трои. Она, рыдая, целовала бессильно упавшую на овечьи шкуры руку Гектора и говорила скороговоркой, мешая критское наречие с родными ей спартанскими словами.

— Тебя спасли боги, шлемоблещущий Гектор! Было бы слишком несправедливо, если бы ты умер… Я? Почему я здесь?.. Ну да… Я должна была взойти на корабль Менелая в последнее утро, перед их отплытием. Но они напали ночью и взяли Трою. Парис скрылся среди шума и криков, я даже не видела, как и куда… Менелай сам меня нашел и привел на свой корабль. А потом, когда они утром праздновали свою победу, и рабы грузили добычу на их суда, все напились. Они вынесли вино, что было в одном из подвалов дворца… Менелай стал кричать, что я ему больше не нужна, что я — его позор и несчастье, что ему нужно было только отомстить троянцам… Воины–спартанцы вторили ему, выкрикивали проклятия, называли меня самыми низкими словами. Менелай вытащил меч, и я приготовилась умереть, но он схватил меня за волосы и обрезал их, крича, что только так нужно поступать с неверными женами. А потом ударил меня с такой силой, что я упала за борт. Корабль уже стянули в воду, но он был почти у самого берега, и я выбралась на сушу… Укрылась среди скал и сидела там весь вечер, пока корабли отходили, потом всю ночь. А днем нашла шатер Гекубы, и она меня не прогнала. Гектор, прошу тебя, можно мне остаться?..

Герой чуть приподнял голову, взглянул на бледное, измученное лицо припавшей к его руке женщины и тихо проговорил:

— Конечно! Конечно, можно… Бедняжка! Вот нелепые ахейцы: они разрушили Трою и позабыли ту, ради кого это сделали…

Елена, глотая слезы, обернулась к ошеломленному Ахиллу:

— Ты спас его! Ты, который умер и воскрес… Не убьешь меня?

— Я?! С какой стати я стану тебя убивать? — воскликнул базилевс. — Я же не пьяный Менелай. Да тут и вина нет, чтобы напиться — кстати, что я сейчас с радостью бы сделал…

— Вина нет, — сказала Гекуба, уже немного овладевшая собой. — Но есть горячий бульон и мясо.

— Да, — прошептал Гектор. — Чашку бульона мне нужно выпить обязательно. И обязательно потом заснуть. Я даже не знаю, сколько пролежал, сдавленный среди этих камней. Я бы умер, если бы не знал твердо, что Ахилл жив и придет мне на помощь. Мама… Чашку бульона, и я засну… Больше не могу!

* * *

…Было совершенно темно, когда Ахилл, шатаясь, вышел из шатра и, отойдя шагов на пятьдесят, почти упал среди кипарисовых кустов, подступавших вплотную к скалам и к морю.

Начинался прилив. Волны, шурша, подкатывали к нагромождениям камней, все выше омывая их гладкие бока. Ветер то усиливался, нагоняя пенные гребни не берег, то почти стихал, и тогда вода тихо мерцала, наполняясь ночными огнями. Над волнами еще кричали иногда чайки, но их крики смолкали, и наступала торжественная ночная тишина, нарушаемая лишь шумом волн и теми таинственными звуками, которые всегда издает по ночам море и которым нет и, верно, никогда не будет объяснения… Море пело свою ночную песню, а с берега долетали, вторя ему, голоса цикад, да издали, со стороны города, выли жутким хором шакалы, цари ночного пира…