Странные женщины - Елена Белкина

Горькая и глупая печаль этого человека, как ни странно, тронула Лизу.

— Хорошо, — сказала она. — Я пойду с вами. Не за деньги. Вы понравились мне. Ну и одиночество надоело.

Зеленый подумал:

— Нет. Ты опять получишься непорядочная, если с первым встречным идешь в гостиницу.

— Ты не первый встречный. Я увидела в тебе твою душу. Бывает же симпатия с первого взгляда?

Зеленый подумал.

— Бывает, — с трудом согласился он. — Но если ты пойдешь со мной, я начну безобразничать. Я так привык. Заставлю тебя разные штуки делать.

— А я не буду.

— А я тебя стукну тогда. Нет. Если даже ты в принципе порядочная, то со мной сразу станешь непорядочная.

— Это тупик, — сказала Лиза.

— Точно, — согласился Зеленый. — Ты моя красавица, гений красоты, если кто мне нравится, это только ты. Это стихи.

— Простые и хорошие.

— Спасибо.

Зеленый помолчал, посопел (не слезы ли у него на глазах закипают? — подумала Лиза), полез в карман, достал бумажник и отсчитал десять стодолларовых бумажек.

— Тысяча, — сказал он. — Тебе. Вам.

— За что?

— Ты первая женщина, которая со мной говорила по-человечески.

— Неужели?

— Я чуткий! Другие пробовали, но притворялись. Я потом об них ноги вытирал, а они мне подошвы языком лизали. Ты не представляешь даже, какая я сволочь!

— Я не возьму.

— Возьми. Пожалуйста. Я все равно их тут оставлю.

Он поднялся и пошел в другой конец зала, не оборачиваясь. Сел за стол в большой компании спиной к Лизе.

Лиза посидела несколько минут, взяла деньги и направилась к нему.

Вдруг на ее пути вырос бойкий парнишка:

— Очень не советую. Будет хуже и вам и ему. Разрешите проводить?

И под локоток, под локоток, вывел ее из кафе, свистнул, явились, словно из-под земли, два молодца в камуфляже, но без оружия (по крайней мере, его не видно было).

— Проводить до дому! — распорядился парнишка.

И они выполнили его приказание.

Борис встретил ее упреками.

— Извини, конечно, — сказал он. — Но если мы живем вместе, я прошу хотя бы уважать мои чувства. Я ждал. Я беспокоился. С кем ты была? Чем ты зарабатываешь вообще? Может, ты проститутка для высокопоставленных особ? Я ничего не знаю о тебе! Что за игра такая дурацкая?

— Отстань, — отмахнулась Лиза.

— Не смей так со мной говорить! — закричал Борис. — Я не посторонний тебе, в конце концов!

— Да? — удивилась Лиза. — Ну, прости. Нет, в самом деле, извини. Не сердись. Я виновата.

И была очень ласкова с ним в тот вечер.

А наутро на столике у постели, уголком под часами (словно чтобы ветром не унесло), он нашел записку: «Вот и все. Прощай».

Лиза вернулась домой.

На расспросы Игоря сказала, что абсолютно ничего не помнит. Абсолютно. Полный провал. Обнаружила себя сегодня утром идущей по улице. Словно только что была в каком-то четвертом измерении, а сделала шаг — и вернулась в привычные три. Это ужасно. Это страшно.

— Да, — сказал Игорь. — Но ты ведь звонила Люське каждый вечер.

— Не знаю. На каком-то автомате звонила. Помнила: надо позвонить. А что говорила?

— Да ничего! Что жива — и все. Я с ума тут сходил, хотел в милицию даже обратиться.

— Прости.

— Чего уж тут. Ты ведь не виновата, — сказал Игорь. И отвернулся.

Настя же, по счастью, была опять в кого-то сильно и безудержно влюблена и исчезновения матери будто и не заметила.

А Лизе было нехорошо. Она чувствовала, что стала хуже, чем была до потери памяти. И хуже, чем во время беспамятства. Хуже — в смысле тягостной и давящей пустоты души.

И очень кстати было предложение Игоря встретиться с его боссом Чукичевым и поговорить насчет какой-нибудь работы.

Вячеслав Чукичев, тридцатилетний воротила купли-продажи-чего-только-можно, тоненький, остроглазый, подвижный, усадил тут же Лизу за компьютер и попросил показать, что она может. Она показала. После этого он попробовал поговорить с нею по-английски. Она с грехом пополам сумела. (Игорь стоял рядом, рдея от гордости.)

И Чукичев дал Лизе работу, и не какую-нибудь, а именно ту, которую она хотела получить, с солидным названием должности: офис-менеджер.

И она с головой ушла в свои обязанности, она была доброжелательна с сотрудниками и подчиненными, но достаточно строга. Она сумела стать незаменимой, и это ее радовало, как любого нормального человека. Но любой нормальный человек не замечает своей нормальности, как здоровый не чувствует своего здоровья, Лиза же была наполнена ежедневной радостью от сознания именно нормальности, обыденности, будничности своей жизни.

Они зажили с Игорем обеспеченно, спокойно и хорошо, и так прошло полтора года.

Однажды она поехала покупать билеты на поезд для Чукичева и еще нескольких в Москву на какую-то международную ярмарку.

Шофер был новый, недавно принятый на работу взамен прежнего, который чем-то Чукичеву не угодил: требования к персоналу в фирме жесткие. В рабочее время безусловно исключались личные дела. А тот шофер то ли в обеденный перерыв решил подзаработать, поехав к московскому поезду в надежде на денежного пассажира, то ли к любовнице съездил и задержался, в общем — проштрафился.

О новом шофере Лиза знала только, что зовут его Андрей. Обычный человек лет под сорок, неразговорчивый, замкнутый. Лизу смущали только его взгляды, которые он исподтишка бросал на нее, во взглядах этих сквозило что-то странное.

И вот в этот день, выйдя из здания, где были билетные кассы, Лиза почему-то не выдержала (давно она не чувствовала себя такой раздраженной!). Она села в машину на переднее сиденье. Повернулась к Андрею и сказала:

— Ну, рассматривайте!

— Извините?

— Мне надоело ваше… как бы это сказать… Вы будто подглядываете за мной. Будто хотите что-то увидеть, но никак не получается. Вот вам, смотрите и находите, что вы там хотели найти. Могу глаза закрыть, чтобы вам не мешать.

— Да нет, — смутился Андрей, — я вовсе не… Я просто… Просто жаль, что вы из театра ушли.

— Вы меня знаете?

— Как зритель. Вы были моя любимая актриса.

— Спасибо. Но буду вам признательна, если вы не станете об этом напоминать.

— Понимаю.

— И понимать не обязательно! — резко сказала Лиза.

— Конечно, конечно, — сказал Андрей. — Все правильно. Надо держать дистанцию. Ох уж это шоферское запанибратство! Шоферюга должен крутить баранку и молчать. Но, между прочим, — повернулся он к ней и говоря почти со злостью, — между прочим, я кандидат технических наук, у меня изобретения есть, я… И я оказался без работы. И без жены. И без детей. В однокомнатной квартире на окраине и с этой вот машиной, с этим «Опелем», который своими руками восстановил, мне его за бесценок продали. И никто не скажет, что битый. Все. Вопрос исчерпан.