Библейские героини. Книга 1. История Сарры, жены Авраама - Марек Хальтер

Он рассмеялся злым смехом, указывая пальцем на окружавшие его лица, ища лицо Аврама. Не найдя его, он плюнул с отвращением и вцепился в стоящего рядом мужчину:

— Ты знаешь, почему? Ты не знаешь! Тогда я скажу вам. То, чего сестра Аврама никогда не хотела сделать с Лотом, она сделала это с Фараоном. И вот мы разбогатели, у нас есть золото, которое Сара произвела с помощью Фараоновой елды!

Кто-то ударил его по голове, заставив замолчать. И сердца их отяжелели и закрылись, как занавес на шатре Сары.

* * *

На следующий день Тсу-Пенат привел в лагерь еще один караван. Но там не было ни семян, ни скота. Главный офицер Фараона привез три ларя, полных золота и серебра, погруженных на слона, с которого сошла женщина, лицо ее было скрыто покрывалом.

Не обращая внимания на солдат, пики которых ограждали лагерь, сбежался весь народ Аврама. Каждый хотел дотронуться до ларей, которые Тсу-Пенат открыл перед черно-белым шатром. В отличие от предыдущего дня люди не обнимались и не кричали от радости, хотя никто из них еще никогда не видел такого богатства.

Тсу-Пенат остановился перед Аврамом, с выражением пренебрежения и сказал:

— Фараон дает тебе одну луну для того, чтобы подготовить стада, снять шатры и покинуть его земли. Тот из вас, кто вернется сюда, умрет — даже ты. Фараон желает тебе и твоей жене счастливого возвращения. Он надеется, что вы будете долго помнить о нем.

Аврам хмуро улыбнулся:

— Передай Фараону, что народ Аврама не забудет его. У нас хорошая память. Да благословит его Всевышний за его доброту.

Закрыв ногой крышки ларей, он спросил:

— Кто эта женщина в покрывале, которую ты привел с собой?

Тсу-Пенат сделал непринужденный жест:

— Последнее благодеяние Фараона твоей жене.

В этот момент в шатре Сары служанка Агарь сняла покрывало с лица и почтительно поклонилась ей:

— Фараон послал меня служить тебе, потому что он хочет, чтобы во дворце не осталось ничего, что могло напоминать ему о тебе.

Она подняла к Саре лицо, озаренное счастливой улыбкой, которая не исчезла даже при виде горько сложенных губ Сары. Она сложила ей руки, приложив их по очереди ко лбу и к груди на египетский манер.

— Я догадываюсь, как тяжелы для тебя эти слова. Фараон приказал мне произнести их, как только я увижу тебя. Я их произнесла, теперь я могу забыть их. Мое сердце говорит тебе: будь моей госпожой, и я стану счастливейшей из женщин. Ты будешь бальзамом на моем шраме, и я буду верна тебе так, что смогу умереть за тебя.

Сара нежно притянула ее к себе.

— Не бойся! Я не потребую от тебя такой жертвы! Это счастье для меня, что ты будешь моей служанкой, но ты не будешь жить в такой роскоши, в какой ты жила у Фараона. У меня нет ни дворцов, ни бассейнов, только шатер и долгие дни пути.

Агарь засмеялась мелодичным смехом:

— Я научусь готовить ослиное молоко в калебасах! И если я больше не буду жить во дворце, это означает, что ты открыла клетку, в которой я была пленницей.

Сара только собиралась приказать принести еды и питья, как услышала крики, которые привлекли ее внимание. Приподняв створку шатра, обе женщины увидели группу жестикулирующих юношей, над которыми возвышалась голова Лота. Аврам, окруженный старейшинами, вышел из черно-белого шатра.

Из толпы юношей раздался крик:

— Лот пьян, но он задает верные вопросы. Почему Фараон гонит нас, одарив такими богатствами?

Перекрывая крики, голос Аврама прозвучал подобно грому:

— Потому что Яхве посетил его во сне. Это был жестокий сон. Он показал все то зло, которое Он может причинить Фараону и его народу, если Фараон не будет добр к нам. Фараон испугался Всевышнего и покорился. Этими богатствами, которые Яхве дает нам рукой Фараона, Он подает нам знак о том, что наше испытание подошло к концу. Это правда, и нет другой правды! Завтра мы поднимем шатры и пойдем обратно в Ханаан, на землю, которую Он мне дал.

Рука Агари нежно обвилась вокруг талии Сары.

— Твой муж умеет говорить, — прошептала она. — Я понимаю, почему Фараон предпочел удалить его подальше от себя.

* * *

Стараясь сберечь свои огромные стада, они обошли пустыню Шур, и через год пришли в Ханаан.

Весь этот год Сара обращалась к Авраму только по необходимости. Она не принимала его в своем шатре. Она так и не простила Лоту слова, которые он сказал после ее возвращения из дворца Фараона. Племянник Аврама ходил за ней по пятам, унижался публичным раскаянием, обвинял ее в своей тоске и пьянстве. Но Сара лишь поворачивалась к нему спиной.

Тогда Лот прекратил свои жалобы и больше не покидал задних рядов каравана, шагая в пыли, поднятой скотом, и продолжая беспробудно пить с наступлением каждой ночи. Обычно пьянство его длилось до рассвета, иногда и до самого утра и тогда его приходилось связывать и, как тюк, взваливать на спину мула.

Аврам ни разу не упрекнул его.

В течение многих лун все племя шло с опущенными головами.

С высоты спины слона, на которой она сидела в плетенной ивовой корзине, взгляд Сары, словно камень, тяжелым гнетом ложился на их спины. Она не снимала украшений, подаренных Фараоном. На солнце они так неистово сверкали золотом на ее лбу, шее и груди, что могли ослепить любого, кто осмелился бы поднять на нее глаза.

И только вечером, когда она спускалась со своего чудовищного зверя, лишь несколько женщин тайком разглядывали ее. Им хотелось заметить в ней признаки боли или прощения, но видели они только безразличие и красоту. Эту, по-прежнему изумительную красоту, на которой так и не появилось ни одной морщины, ни одного следа увядания, которое вызывают ожоги солнца и морской ветер.

Однажды, весенним утром, когда они наконец приблизились к Ханаану, по каравану пробежал шепот. Сидя в своей корзине на спине слона, Сара покрыла голову красным покрывалом, ниспадавшим до самого пояса. Покрывало было из тонкой ткани, сквозь ажур которой Сара могла видеть всех, но ее лица не мог видеть никто.

На следующий день Сара опять появилась в покрывале и с тех пор, она больше не выходила из своего шатра без красного покрывала, закрывавшего ее лицо. Некоторые думали, что за одну ночь ее лицо изменилось, подурнело. Может быть, думали другие, она заразилась у Фараона проказой, и не хотела, чтобы это заметили. Но Аврам вел себя так, словно не происходило ничего необычного. Он не задавал ей никаких вопросов, не спрашивал, почему она закрыла лицо.

Постепенно утихли самые безумные предположения, пока наконец хотя никто ничего не сказал, каждый из них понял, что Сара больше не хотела, чтобы ее гнев и ее красота стали бременем всего народа. Она больше не хотела напоминать им своим видом источник их нового благоденствия. Но оставался один человек, против которого не стихал ее гнев. Единственный человек, который мог бы поднять ее покрывало и молить о прощении, но не делавший этого, — Аврам, ее муж.