Дом, который построил Джек - Роберт Линн Асприн

— Ну, просыпайтесь…

Она пошевелилась, негромко застонала. В свете газового рожка видно было, какого красивого — русого — цвета у нее волосы и как хорошо она сложена. Красивая штучка… Большие, испуганные голубые глаза постепенно открылись Несколько мгновений взгляд ее оставался бессмысленным.

Потом она все вспомнила и непроизвольно взвизгнула. Взгляд ее уперся в Лахли, и она попыталась отодвинуться, оттолкнуть его руки. Только тут она обнаружила, что они привязаны.

— Не дергайтесь, — посоветовал ей Лахли. — Если не хотите, конечно, упасть со стола.

Она негромко всхлипнула. Он приподнял ей голову и прижал к ее губам край чашки. Она дрожала.

— Выпейте это.

— Нет… пожалуйста…

— Пейте! — Она вяло сопротивлялась, но силы были явно неравны. Он просто-напросто зажал ей пальцами ноздри и заставил открыть рот, потом влил питье. Она закашлялась, но проглотила. Лахли ласково погладил ее по волосам. — Ну, видите, ничего страшного. И не пытайтесь сражаться со мной, лапочка, все равно никуда не денетесь. Да не бойтесь, я вас не отравил, — добавил он с усмешкой.

Дрожа, она прикусила губу и попыталась отвернуться.

— Пожалуйста, не убивайте меня…

— Убивать вас? О нет, дорогая моя. На ваш счет у меня гораздо более интересные планы. — Она судорожно глотнула воздух, и он усмехнулся. — А теперь, дорогая, лекарство, которое я дал вам только что, сделает вас очень сонной. Кстати, вам не трудно представиться? — Она лежала перед ним, дрожащая и связанная, и не отвечала. — Ладно, ладно, мы подождем немного, пока лекарство не подействует. Мне очень жаль того, что случилось с вашим другом, поверьте. Джеймс нынче ночью совсем не в себе. — Слезы чаще закапали у нее из глаз, и дыхание участилось. Следующий вопрос он задал из чистого любопытства. — Он что, ваш любовник?

Она мотнула головой.

— Нет.

— Может, брат?

— Нет…

— Тогда кто?

— Д-деловой партнер. — Веки ее начали слипаться.

— В делах какого рода, дорогая?

— В журналистике… — Она говорила уже чуть слышно.

Лахли нахмурился. Журналистика? Сумасшедшая журналистка? Куда катится мир, если женщины избирают себе жалкую профессию копателя грязи для газет? Право же, мир совсем сошел с рельсов: женщины требуют прав и обучаются в университетах на врачей — Бог мой! — или учатся печатать на машинках и лезут в секретари, в почтенную мужскую профессию. Женщины превратят ее в балаган. Наверняка будут соблазнять своих начальников, разрушать семьи респектабельных бизнесменов. Общество разлагается на глазах, и женщины тому виной.

— На какую газету вы работаете? Или вы пишете в какой-нибудь вздорный женский журнал?

— Газета… — Глаза ее окончательно закрылись. — «Лондон Нью Таймс».

«Нью Таймc»? Он никогда не слышал о такой. Ничего удивительного, их с каждым месяцем становится все больше, и все бьются за читателей и объявления.

— Что вы делали в подземелье?

— Следили за вами…

Холодок пробежал по его спине. Ну разумеется, она следила за ним, как иначе она и ее партнер нашли дорогу сюда?

— Зачем вы это делали?

Она едва заметно улыбнулась.

— Я собираюсь получить премию Карсона… за исторический фоторепортаж… ни у кого другого не хватило смелости попробовать выследить Потрошителя…

На несколько мгновений Лахли буквально остолбенел. Потрошителя? От что, знает про письмо, которое он посылал? Которое еще не опубликовано Центральным Агентством Новостей? Он рассчитывал, что газетчики опубликуют письмо «Дорогому Боссу» немедленно, но чертов редактор явно придержал его, а может, переслал в полицию. Возможно, она видела это письмо в агентстве, выискивая материал для своей статьи? И тут до него вдруг дошел смысл других ее слов. Историческая фотожурналистика? Он никогда не слыхал о такой профессии; правда, не слыхал он и о премии Карсона, что бы это ни было. Впрочем, премия эта наверняка значила для нее достаточно много, чтобы рисковать ради нее жизнью.

— Историческая фотожурналистика? — тупо переспросил он. — Значит, вы фотограф?

Возможно, эта штука, которую она прятала на себе, — какая-то особая камера?

— О да, очень хороший фотограф. Доминика Нозетт, самая знаменитая из всех мировых фотографов…

Лахли позволил себе улыбнуться в ответ на это заявление. Он никогда не слышал раньше об этой проклятой сучке.

— Видеозапись сделает меня богатой, — вздохнула она. — Идиоты из группы наблюдателей, все эти знаменитые криминалисты и историки, ничего не знают… у них кишка тонка сделать то, что сделала я.

Группа наблюдателей? Криминалисты? Это звучало чертовски угрожающе.

— А что вы сделали? — мягко поинтересовался он. Она снова улыбнулась.

— Спряталась в Датфилдз-ярде, разумеется. Дождалась, пока вы принесете туда Лиз Страйд. А потом мы спрятались на Митр-сквер, за тем высоким забором. Они тоже разместили там свои камеры, снимали все это из подворотни, но разве можно получить полноценную картину, сидя в подвале на другом конце Лондона? Для этого нужно самой быть там, где происходили нападения…

Комната покачнулась и пошла кругом, когда до Лахли дошел смысл того, что она бормотала. Она точно знала, где прятаться! Знала, где смотреть, как они убивают Страйд и Эддоуз! Знала заранее! Этого не могло быть — откуда кому-то знать, где будут находиться они с Мейбриком, если они сами не знали того, где найдут этих проституток? Они даже не знали, что Кэтрин Эддоуз освободили из бишопсгейтского полицейского участка, пока не столкнулись с ней на Дюк-стрит. И все же об этом кто-то знал, и не только эти двое. Она сказала, другие тоже установили там заранее свои камеры, чтобы сфотографировать его и Мейбрика… другие, сидевшие в каком-то там подвале на другом конце Лондона…

Джон Лахли взял ее за подбородок и тряхнул.

— Объясните! Откуда вы знали, где я буду находиться?

Она медленно моргнула.

— Но это же всем известно. Дело Потрошителя знаменито. Самые знаменитые убийства за последние два века… и я разгадаю их тайну… уже разгадала! Когда я вернусь на станцию, в свое родное время, я стану знаменитой и богатой. Я сняла на пленку Джека-Потрошителя… обоих… кто бы предположил, что их двое?

Лахли стоял, дрожа. Она заговаривалась, бредила. Не могла не бредить…

— Все эти дураки, — бормотала она, — думали, что это принц Эдди, или его учитель, или тот бэрристер, что потом утопился, или сэр Уильям Гулль. Они все последние сто пятьдесят лет спорят о том, кто это такой… договорились даже до того, что это какой-то путешественник во времени, прошедший сквозь Британские Врата…