Товарищ "Маузер". Братья по оружию из будущего - Юрий Валин

– Как бы над нами самими смертоубийства не учинили, – заметил Пашка, вытягиваясь на спине и подсовывая под голову приклад карабина. – Что там по карте? Куда лучше драпать?

– Да что я тут разберу? Это же филькина грамота, в которую селедку заворачивали, а не карта. И местность совершенно незнакомая. Я здесь не бывал никогда.

– Можно, я посмотрю? – нерешительно потянулся Прот. – Здесь, Герман Олегович, особо выбирать не приходится. Вот она, железная дорога. Через нее сейчас перейти сложно. Сплошные поселки и села. Если и удастся перейти, по другую сторону чугунки тоже многолюдно будет. На север, к городу – наткнемся на заставы. Там не только нас ищут, там вообще войск полно. На юг, за Мерефу? По слухам, сплошные банды. А если сюда нам уйти, а, Герман Олегович? На восток?

– Может, и можно, – сердито прошептал прапорщик. – Только здесь карта оканчивается. Край ойкумены. Знаете, что это такое?

– Знаем, – отозвалась с брички Катя. – Вы или шипите потише, или говорите нормально. Чего там есть, за гранью селедочной ойкумены?

– Там два крупных села, за ними Тимчинский лес, – сказал Прот. – Место глухое. Возможно, нам в ту сторону странствовать? Там людей мало.

– Откуда знаешь? – недоверчиво спросил Пашка. – По грибы из монастыря ходил, что ли?

– Я там не был. Но там недалеко действительно монастырь стоит. Я про него слышал. И про Тимчинский лес тоже. Нехорошее место.

– Ты говори, говори, не стесняйся, – пробурчала Катя, не поднимая голову с мешка-подушки.

– О Тимчинском лесе дурное говорят. Нечистый там хозяйничает. Для защиты и опоры и возвели двести лет назад Свято-Корнеев монастырь, дабы диавола отпугивать.

– Предрассудки, – неуверенно сказал Пашка. – Монастырь возвели, чтобы у местного трудового крестьянства деньгу выманивать.

– Вам, Павел, виднее, – Прот пошевелил прутиком угасающие угли. – Я в политике не силен. Только в тех местах сел и хуторов мало. Да и Муравельский шлях тот нехороший Тимчинский лес издревле стороной обходит. Видимо, и в старину те места людям не нравились.

– Да, дорога здесь приличный крюк делает, – пробормотал Герман, силясь рассмотреть карту.

– Ну и хватит глаза портить, – Катя натянула пиджак на голову, глухо пробурчала: – В нашем случае, что на разъезд напороться, что на нечистого, – один фиг. Пулемет для мебели таскаем, и «маузер» у меня почти пустой. Нищета. Как там, Павлуша, поется? «Так пусть же Красная сжимает властно свой штык мозолистой рукой?» Пардон, ты этого шедевра, должно быть, еще не слышал. Короче, придется сжимать наши железки изо всех сил, потому как больше ухватиться не за что. Всё, отбой. Смены часовых самостоятельно распределите.

* * *

Вот такая дикая жизнь. Герман повернул обратно к бричке. Предутренний ветерок мягко шуршал ветвями сосен. Бледнели звезды. Прапорщик остановился. Спящие в бричке дышали спокойно. Предводительница свернулась клубком, до ушей натянула рядно, только светлела макушка. Ветерок перебирал шелковистые бледно-золотые пряди. Почти как мальчишка стрижется.

Кто она? Кто она такая, черт бы ее взял? Лилит[11]с нежной поцарапанной шеей? Откуда дьявол вытолкнул ее тебе навстречу?

* * *

Река оказалась неширокой – саженей восемь, но вода несла стремительно, колебались на течении желтые кувшинки.

Отряд соблюдал осторожность. Впереди на карте обозначался мост, что сулило определенные сложности.

– Прямо горный поток, – вполголоса заметила Катя, поглядывая на быстро проплывающие по воде листья.

– Печенежский Донец, – пробормотал Герман. – Считайте, здешняя Волга.

Катя кивнула, она и прапорщик шагали впереди брички. Девушка придерживала лошадей под уздцы. С лошадками она управлялась спокойно, и Герман ревновал. Ведь сам втихомолку гордился не так давно приобретенными навыками. Для городского жителя научиться управляться со сбруей и бричкой не так уж просто. Нужно признать, товарищ Пашка помогал освоиться с полнейшей доброжелательностью. Видимо, считал, что при полной победе коммунии все равно всем без исключения придется за сохой по пашне ходить. Кстати, Герман сильно бы протестовать не стал – общаться с лошадками было куда приятнее, чем с большинством людей.

– Вон он, мост, – сказала Катя, останавливая лошадей. – Наставления по полевому уставу, да и житейский опыт, требуют выслать разведку. Так что поскучайте, я схожу, разведаю.

– Я схожу, – пробормотал Герман. – У вас, Екатерина Георгиевна, нога, и вообще вы всё сами делаете. Так не положено.

– Действительно, – Пашка с карабином в руках спрыгнул с козел. – Лучше я разведаю. Вы, Екатерина Георгиевна, заметно прихрамываете. Ногу нужно поберечь. Мышечные травмы только с виду ерунда. Еще обезножете.

– Ну, ты, Павлуша, эскулап, – ухмыльнулась девушка. – С мышцами у меня все нормально, от ушиба следа не осталась. Вот сапоги… кулацкая обувка, что ни говори. Ладно, идите вдвоем. Только не высовывайтесь. На той стороне село, могут заметить. За мостом последите, за окраиной села. Судя по карте, обойти это дурацкое поселение будет проблемой. Прапор, извольте не забыть бинокль.

Герман с Пашкой сидели в прибрежных кустах, отмахивались от надоедливых комаров.

– Нужно было травой натереться, – прошипел Герман.

– Кто знал? Вроде самый полдень. Налетели проклятые. У-у, крылатая буржуазия.

На дороге царило полное спокойствие. Старый мост соединял песчаные берега, у почерневших свай всплескивала плотва. За полчаса по дороге протащился единственный пустой воз с сонным возницей. В бинокль можно было разглядеть крайние хаты. Герман полюбовался на облезшую колокольню. Вроде все спокойно. Улицы пусты.

– Смотри-смотри! Опять! – толкнул локтем Пашка.

Герман перевел бинокль, снова посмотрел на несколько строений, торчащих в отдалении у рощи. От тракта туда уводила прилично наезженная дорога. Рассмотреть, что у строений происходит, не удавалось. Вроде бы один раз доносились крики, какие-то фигуры двигались по подворью.

– Митинг, я тебе точно говорю, – сказал Пашка.

– С чего бы митинг на хуторе собрали? Там и людей-то с гулькин нос.

– Да то скорее не хутор. Похоже на жидовские выселки. Вон и корчма стоит. Тут так бывает – жида в село не пустят, так те поблизости окопаются. Где один, там, понятно, и еще с десяток. Цепкое племя.

– Что-то я, товарищ Павел, не пойму, – насмешливо сказал Герман. – А как же революционный интернационализм? Или ныне сам товарищ Бронштейн взялся антисемитизм проповедовать?

– Я ничего не говорю, жиды тоже люди. Только если они целым кагалом соберутся, тут уж держись. Тут и татарину худо станет.

– Не знаю, как насчет татар, а пока нам и без Давидова племени не сильно комфортно. В большое село соваться незачем. Обойти бы вокруг, через корчму, в самый бы раз. Да только я ни малейшей тяги к митингам не испытываю. Ни к еврейским, ни к интернациональным.