Бункер. Иллюзия - Хью Хауи

В конце подъема ее провели в знакомую камеру мимо Питера Биллингса и ее бывшего стола. Сопровождающий тяжело опустился на скрипучий стул Марнса, жалуясь, что совсем вымотался.

Джульетта ощущала некую оболочку, сформировавшуюся вокруг нее за эти три долгих дня: твердую эмаль оцепенения и недоверия. Люди не стали говорить тише, просто она их хуже слышала. И они не держались от нее подальше, а лишь казались более отстраненными.

Джульетта сидела на койке и слушала, как Питер Биллингс обвиняет ее в заговоре. В мятом пластиковом пакете лежала флэшка, похожая на рыбку, которая выпила всю воду в аквариуме и сдохла. Края у нее обуглились — ее каким-то образом достали из мусоросжигателя. Был предъявлен рулон распечатки — размотанный и лишь частично измельченный в утилизаторе. Зачитаны подробности ее поисков в компьютере. Джульетта знала, что большая часть обнаруженных ими данных принадлежит Холстону, а не ей. Но был ли смысл говорить об этом? У них и так хватало обвинений на несколько очисток.

Пока зачитывался список ее грехов, рядом с Питером стоял судья в черной мантии. Как будто ему действительно предстояло решить ее судьбу. Джульетта знала, что решение уже принято. И знала, кто именно его принял.

Имя Скотти прозвучало один раз, но она не уловила, в каком контексте. То ли они обнаружили письмо, посланное с его электронного адреса. То ли на всякий случай собирались обвинить Джульетту в его смерти. Кости хоронят с костями, а заодно и их секреты.

Она перестала слушать, отвернулась и принялась смотреть на маленький смерч, возникший на равнине и ползущий в сторону холмов. Через какое-то время он рассеялся, наткнувшись на пологий склон. Растворился, подобно стольким чистильщикам, выброшенным на едкий ветер и оставленным медленно истлевать.

Бернард так и не пришел. Слишком боялся или оказался слишком умен — этого Джульетте не суждено было узнать. Она посмотрела на свои руки, на въевшуюся под ногти полосочку смазки и поняла, что уже мертва. Но почему-то ее это не тронуло. И позади нее, и впереди тянулась цепочка тел. А она была всего лишь очередной жертвой. Шестеренкой в машине, которая вращается и скрежещет металлическими зубцами, пока не износится, пока от нее не отвалятся кусочки, вызывая новые повреждения, пока ее не понадобится вытащить, выбросить и заменить.

Пэм принесла ей из кафе овсянку и ее любимый жареный картофель. Джульетта оставила тарелку остывать за решеткой. Весь день носильщики доставляли и передавали ей записки из механического. Она была рада, что никто из друзей к ней не пришел. Их беззвучных голосов более чем хватало.

Плакали только глаза Джульетты, все остальное в ней слишком онемело. Она читала записки, роняя слезы. От Нокса пришло простое извинение. Она поняла, что ему легче было бы кого-нибудь убить или что-то натворить — даже если бы его изгнали за это, — чем признаться в бессилии при ее аресте, о чем, как написал Нокс, он будет жалеть всю жизнь. Другие слали ей одухотворенные послания, обещания встречи на другой стороне, запомнившиеся цитаты из книг. Ширли, наверное, знала ее лучше всех, потому написала краткий отчет о работе генератора и новой центрифуги для нефтеперегонной установки. Она сообщила, что все остается в порядке, и во многом благодаря Джульетте. Эти слова заставили ее тихонько всхлипнуть. Она провела по угольным буквам пальцем, перенося некоторые из черных мыслей друзей на себя.

Под конец Джульетта осталась с запиской Уокера в руках — единственной, смысл которой она не могла понять. И пока солнце заходило над суровым ландшафтом, а ветер стихал, позволяя пыли осесть, она снова и снова перечитывала его слова, пытаясь догадаться, что он хотел ей поведать.

Джулс, не бойся. Настало время смеяться. Истина — это шутка, а в Снабжении они хороши.

Уокер

Джульетта не заметила, как заснула, но, проснувшись, обнаружила вокруг койки записки, похожие на кусочки отвалившейся краски, а за ночь ей через решетку набросали еще. Джульетта повернула голову и уставилась в темноту, поняв, что там кто-то есть. Возле решетки стоял человек. Когда она зашевелилась, он отпрянул, звякнув по стальным прутьям обручальным кольцом. Она торопливо вскочила и подбежала к решетке на еще ватных после сна ногах. Ухватилась за прутья трясущимися руками и всмотрелась в темноту, пытаясь разглядеть фигуру, растворяющуюся во мраке.

— Папа?.. — окликнула она, протягивая руки сквозь решетку.

Но человек не обернулся. Высокий человек ускорил шаги, ускользая в бездну, превращаясь в мираж, столь же далекий, как воспоминания о детстве.

Заря оказалась красивой. В низких темных облаках появился просвет, позволивший лучам золотистого дыма косо скользнуть по склонам холмов. Джульетта лежала на койке, сунув руки под щеку, и смотрела, как полумрак уступает место свету. Из-за решетки тянуло холодной нетронутой овсянкой. Джульетта подумала о людях в Ай-Ти, которые последние три ночи делали для нее комбинезон из паршивых материалов, доставленных из отдела снабжения. Он будет рассчитан на короткое время, достаточное для проведения очистки, но не более.

За все время изнурительного подъема в наручниках мысль о самой очистке ни разу не приходила ей в голову — до сего момента, до утра, когда ей предстояло выполнить эту обязанность. Джульетта с абсолютной уверенностью осознала, что не станет ее делать. Ей было известно, что так говорили все чистильщики до нее и что все они переживали некую магическую, а может, и духовную трансформацию на пороге смерти и все-таки проводили очистку. Но у Джульетты наверху не осталось ни одного человека, ради которого имело смысл это делать. Она была не первым чистильщиком из механического, но твердо решила стать первой, кто откажется.

Она так и заявила, когда Питер вывел ее из камеры и проводил к желтой двери. Внутри уже ждали техники из Ай-Ти, добавляющие последние мелочи к ее комбинезону.

Джульетта выслушала инструкции с отстраненностью врача. Она видела все слабости и недостатки в конструкции комбинезона. Она поняла, что если бы не работала в две смены в механическом, чтобы обеспечивать откачку воды, добычу нефти и работу генератора, то даже во сне сделала бы комбинезон лучше этого. Она разглядывала прокладки и уплотнения, такие же что и в насосах, зная, что они специально созданы так, чтобы продержаться недолго. И она понимала, что блестящий слой термопленки, накладываемой перекрывающимися полосами для формирования наружного слоя комбинезона, сознательно сделан нестойким. Она едва не указала на это технику, когда тот уверял ее, что материалы использованы новейшие и лучшие. Он застегнул молнию, натянул ей перчатки, помог влезть в ботинки и объяснил назначение пронумерованных карманов.

Джульетта повторяла мантру из записки Уокера: «Не бойся. Не бойся. Не бойся».

«Настало время смеяться. Истина — это шутка, а в Снабжении они хороши».

Техник проверял ее перчатки и клапаны на «липучке» поверх молний, а Джульетта все ломала голову над посланием старого мастера. Почему он написал «Снабжение» с большой буквы? Может, она неправильно запомнила текст? Сейчас она не была уверена. Полоску ленты обернули вокруг одного ботинка, затем вокруг второго. От этого спектакля Джульетту пробило на смех. Какая бессмысленная возня! Уж лучше бы ее похоронили на ферме, где от ее тела была бы хоть какая-то реальная польза.