Гладиатор Гора - Джон Норман

Горианский пехотинец обычно передвигается налегке. Обнесенные стеной военные посты, в которых находятся припасы, встречаются через равные промежутки по всем основным дорогам. Что на самом деле удивительно на Горе, так это наличие качественных и прямых дорог, которые аккуратно ремонтируются и, что кажется парадоксальным, проходят даже по малонаселенным территориям. Происхождение этих дорог и их качество кажутся странными, пока не посмотришь карту, на которой они обозначены. Тогда становится ясно, что большинство из них ведет к границам и рубежам. Понятным делается их военное предназначение. Тем более четко понимаешь это, когда узнаешь, что посты с припасами встречаются через каждые сорок пасангов. Сорок пасангов — это обычный дневной марш-бросок для горианской пехоты. Интересно, подумал я, почему войска покидают город? К тому же такие войска, как я представлял себе, обычно выходят из города ранним утром, чтобы успеть выполнить марш-бросок.

Я наблюдал, как отряд уходит по улице. Его вели двое пеших офицеров. С флангов колонну также сопровождали двое офицеров, очевидно ниже рангом. Колонна шагала в ногу. Гармония была простой, но одновременно волнующей и драматичной. Чувствовалось, что в данный момент идет не просто толпа мужчин, совокупность отдельных индивидуумов, а нечто целое. Это, как я понимаю, результат тренировок.

Во главе колонны, позади офицеров, в шаге или двух от правофлангового первого ряда маршировал солдат, держащий знамя, на котором был изображен серебряный тарн. Большинство таких знамен имеют столетнюю историю. Горианский солдат обычно профессионал. Как правило, он происходит из касты Воинов, то есть рождается для этого ремесла, что в определенном смысле является результатом жестокого отбора, который прошли предыдущие поколения. Война у него в крови.

Колонна уже исчезла. Такие войска сопровождаются фургонами, запряженными босками или тарларионами. Фургоны везут припасы, когда колонна уходит с основной дороги. Снабжение возможно и с воздуха, при помощи тарнов. Вполне обычно для таких отрядов, как правило малочисленных, выживать за счет дичи, которой богата сельская местность. В некоторых местах на деревни возлагается дань с целью прокормить солдат.

Мобильность и неожиданность являются приемами ведения войны на Горе. Быстрые рейды здесь более привычны, чем осада или военные действия большого количества солдат на обширной территории. Для горианского города-государства совершенно нетипично иметь в армии более пяти тысяч человек, одновременно участвующих в походе.

Я беспокойно дотронулся до ошейника на горле. Как я уже говорил, на нем было написано: «Я собственность леди Флоренс из Вонда». Конечно, мне нельзя снять его, поскольку я раб, к тому же ошейник застегнут.

Я смотрел вдоль улицы Центральной башни в том направлении, куда исчезло войско. Совсем недавно я случайно слышал слова леди Мелпомены о том, что между Аром и Салерианской конфедерацией назревал конфликт. Леди Мелпомена сказала, что собирается покинуть Ар сегодня вечером. Леди Флоренс, безусловно, будет опознана как жительница Вонда по моему ошейнику, если установят, что я — ее раб. И когда ее захватят в плен, мы вполне можем быть проданы с одного подиума. Интересно, как бы она выглядела в ошейнике? Конечно, я знал, какова она нагая, поскольку являлся ее шелковым рабом. Свободные женщины так же мало стыдятся своей наготы перед шелковыми рабами, как женщины Земли стеснялись бы своих домашних животных.

Вне всякого сомнения, женщине из Ара также было бы небезопасно находиться в Вонде, разразись открытый конфликт. Немедленное обращение в рабство — вот наименьшее из того, что могло бы случиться с такой женщиной. Я думал, что наилучшим, с точки зрения моей хозяйки, было бы покинуть Ар в самое ближайшее время и отправиться в свой дом в курортном местечке Венна. Я начал чувствовать тревогу. Мне казалось, чем раньше мы покинем стены Ара, тем лучше. Мое беспокойство было связано, конечно, не просто с тревогой за судьбу моей хозяйки, но и за свою судьбу. Горианские мужчины, как я узнал, нелюбезны с шелковыми рабами. Я бы не хотел ползти на животе по камням под ударами хлыста несколько пасангов на ближайший невольничий рынок.

В пятидесяти ярдах от меня носильщики пронесли паланкин, за которым, прикованные за шею к бортику носилок, шли очаровательные рабыни в коротких туниках, их руки были скованы за спиной. Может быть, вид их был слегка откровенный, но я не возражал. У девушек оказались стройные бедра и красивые груди.

Я взглянул на девушку, которая была привязана к кольцу для рабов перед лавкой Филебаса. Было за полдень, и становилось жарко. Я удивился, но не показал виду, когда понял, что она смотрит на меня. Потом рабыня отвернулась, но я продолжал рассматривать ее. Я понимал, что она чувствует мой взгляд.

Она слегка выпрямилась, откинув голову назад. Я еще раз подумал о тех девушках, прикованных к паланкину, которых только что видел, и о той, что сидела передо мной, привязанная к кольцу. Как прекрасно жить в мире, где такими женщинами можно владеть! Я радовался, что попал на Гор, рассматривая ее лодыжки, ее икры и бедра, прелесть ее живота и груди, ее горло, ее лицо, ее волосы.

— Я хочу пить, — сказала она.

— Встань на колени, — приказал я.

— Никогда, — ответила она.

Я отвернулся.

— Я стою на коленях, — проговорила рабыня.

Я снова посмотрел на нее. Теперь она действительно была на коленях.

— Раб! — буркнул шелковый раб, привязанный к следующему кольцу у стены.

Почему-то я знал, что девушка встанет передо мной на колени. Трудно сказать, откуда я знал это. Может быть, и не знал, а просто ожидал этого? Но она подчинилась и стояла теперь на коленях.

Я вспомнил, как немногим раньше эта рабыня сказала, что она не для таких, как я, но только для свободных мужчин. Я тогда спросил ее: «Хорошо ли ты умеешь отдаваться свободным мужчинам, рабыня? — И добавил: — Думаю, ты на самом деле хорошо это делаешь».

Она сильно покраснела и заплакала тогда. Наши отношения были бы сейчас совершенно другими, не будь этого разговора. В нем я дал ей почувствовать, что она женщина и что если она хочет обратиться ко мне, то ей следует делать это как женщине. Никакого другого способа я не приму. По моей воле, воле мужчины, я заставил ее отказаться от таких уловок, как обман, притворство и плутовство. Вот она, стоит передо мной на коленях. Это я своим властным словом заставил ее сделать так!

Она подняла на меня глаза, и я увидел в них злость и в то же время прочитал в них: рабыня понимает, что ее место — у ног мужчины.

— Мне очень хочется пить, — повторила она.

— Ну и что? — спросил я.

Ее глаза загорелись. Я отвернулся и стал смотреть на улицу.

— Я очень хочу пить, — через какое-то время повторила она. — Я прикована. Не мог бы ты принести мне воды из фонтана? Пожалуйста.

— Ты должна заплатить мне, — ответил я. — Понимаешь?

— Да, — произнесла она.

Я подошел к фонтану и зачерпнул из нижней чаши полную пригоршню воды, которую аккуратно поднес девушке. Приложил руки к ее губам, и она, стоя на коленях, пила из них.