Ближний круг - Евгений Красницкий

Но какая же сволочь предшественник, а я-то встретиться хотел, поговорить… размечтался, идиот. И Иона этот гнус натуральный. Как меня отец Михаил насчет зверя, который в язычниках… и правильно! Дело, конечно, не в язычестве, просто зверя страшнее человека, если его не сдерживают никакие моральные устои, в природе нет. А может, так и надо? Темное Средневековье, человек человеку волк…

К чему бесплодно спорить с веком?

Обычай деспот средь людей[8].

Ну уж нет, господа! У вас там даже не ГУЛАГ, а Бухенвальд с Треблинкой и варшавским гетто. Я тебя, дражайший предшественник, иначе как за Гитлера теперь и держать не буду, рано или поздно ты у меня за все ответишь. А полицая твоего Иону… сначала на информацию раскрутим, а потом, как наши деды в сороковых годах, – «собаке собачья смерть!».

Мишка, не открывая глаз, прислушался к разговору. Алексей как раз и «раскручивал Иону на информацию». Раскручивал, правда, специфически – на предмет возможности налета на обоз, везущий оброк в Крупницу. Идея выглядела заманчиво – с двенадцати населенных пунктов Иона, оказывается, собирал обоз более сотни телег с зерном. Если на одну телегу приходилось около трехсот килограммов груза, то в таком обозе везли больше тридцати тонн! Запросто можно было бы прокормить всю воинскую школу в течение года!

– Когда начинаешь обозы собирать? Сколько человек охраны? Как вооружены? Где на ночь останавливаетесь?

Вопросы сыпались на Иону градом, но не на все он мог ответить. Не потому, что не хотел, а потому, что Алексей не знал местности, а Иона без этого не мог толком объяснить ни направлений, ни расстояний.

«Надо бы со слов Ионы карту начертить, тогда понятнее будет. Если уж считать «заболотных деятелей» за фашистов, то и попартизанить не грех. Но как добычу через болото тащить? Плотов навязать? А чем предшественник ответит? Какими он силами располагает? Нет, очертя голову лезть нельзя».

Дождавшись паузы в разговоре, Мишка обратился к Алексею:

– Обоз – это хорошо, но до него еще месяца полтора ждать, давай для начала выясним: с кем и с чем нам дело иметь придется? Ты лучше меня знаешь, как набег устроить, но мне хотелось бы хотя бы часть ребят в деле попробовать. Не возражаешь?

– Гм, не знаю… разве что опричников. Давай-ка потом обсудим.

– Хорошо. Я сейчас его спрашивать буду, а ты следи, не упущу ли чего важного. И ты, Стерв, тоже. Для начала попробуем понять: кто такой боярин Журавль? Согласны?

– Ну давай. – Алексей уселся на завалинку рядом с Мишкой и жестом пригласил сделать то же самое Стерва. – Садись, не убежит он никуда.

– Постою, – односложно отозвался Стерв.

– Так, Иона. – Мишка пристально уставился в глаза «полицаю». – Слушай меня очень внимательно и обязательно отделяй то, что сам знаешь, от того, что у других слышал. И не дай тебе бог соврать хоть словом. Один раз меня удержали, а в другой раз может и не получиться.

– Да я, боярич… Ай!!!

Мишкин кинжал мелькнул в воздухе и воткнулся в землю возле самой ноги Ионы.

– Туды тебя… – Алексей зло глянул на Мишку. – Я и забыл, что ты и левой можешь!

– Первый вопрос, – Мишка проигнорировал замечание Алексея, – сколько раз ты видел боярина Журавля?

– Много… раз двадцать, может, больше.

– Сколько раз ты с ним разговаривал?

– Три раза. Один раз, когда он меня в десятники стражи пожаловал. Второй, когда посылал беглых ловить. Третий… я рассказывал уже.

– Как он выглядит?

– Дороден, выше меня ростом на полголовы, волосом темен, но почти весь седой… что ж еще-то?

– Глаза?

– Не знаю, побоялся смотреть. Говорят, что он не любит, а еще говорят, что от его взгляда люди замертво падают.

– Нос, брови, скулы, щеки?

– Нос большой и кривой, видать, сломан был. Брови густые, длинные, а между ними складка такая… сверху вниз. Скулы… обычные, а щеки… Одна щека у него вроде бы обожженная и вся в черных крапинках.

«Блин, неужели пороховой ожог? Только этого не хватало!»

– Зубы?

– Зубов мало. Говорят, ему всю еду меленько режут или толкут.

– Силен, слаб?

– Говорят, что силен. Еще говорят, что знает много способов убить одним ударом, без оружия.

– Ходит прямо, не хромает?

– Пешим не видел, только верхом.

– Возраст?

– По виду – за сорок, но, может, из-за седины? Не знаю, а болтают разное, даже что бессмертен.

– Настоящее имя?

– Не знаю. Мирон как-то болтал, что пьяный сам себя Сасанычем зовет или товарищем сижатым.

– Может быть, товарищем сержантом?

– Не знаю, Мирон говорил «сижатый».

«Так, воинское звание сержант, ТАМОШНЕЕ имя Сан Саныч, то бишь Александр Александрович».

– Голос?

– Злой, грубый.

– Как разговаривает?

– Простой речи не слышал, только приказы. Но крикнуть может так, что лошади приседают.

– Характер?

– Боярин. Строгий, жалости не знает. Особенно не любит, когда пощады просят, плачут, жалуются. Еще больше звереет. Но говорят, что если кто держится твердо, страха не выказывает, то может и простить.

– Так чего же ты тут скулишь? Думаешь, нам тварь дрожащая нравится?

Иона ничего не ответил, но постарался приободриться. Получилось, правда, неважно.

– Что еще добавить можешь?

– Есть один человек, которого он слушает и который его не боится, – нурман, Гунаром кличут. Он у боярина воеводой…

– О ближниках потом расскажешь. Что еще про самого боярина можешь сказать?

Иона на некоторое время задумался, потом припомнил:

– Плетью он скрипеть любит. У его плети ручка такая… плетеная. Если согнуть, то скрипит. Боярин, когда задумается или когда слушает кого-нибудь, ее туда-сюда гнет и скрип слушает. Голову чуть-чуть склонит и слушает. И никто не знает, чем это кончится. Иногда поскрипит-поскрипит, потом кивнет, и все. А иногда поскрипит и ка-ак даст! Покойник. Все время в разные места бьет, но всегда наповал.

– Где же ты его много раз видел, если разговаривал только три раза?

– А он на учение пешей рати посмотреть приезжает. Иногда сам командует, а иногда со своей дружиной на пешцев нападает и палками как мечами бьют, конями топчут и другое всякое… После этого и убитые, и покалеченные бывают.

– Дружина у него велика? – не выдержал и включился в допрос Алексей.

– Не ведаю. С ним все время полусотня ездит, но люди не одни и те же. Вернее, два десятка все время одни – нурманы, наверно, ближняя стража, а остальные три десятка меняются.